Беседы о геммологии - [35]

В те времена было туго с бумагой (события происходили в 1920 году). И вдруг повезло: в магазине им дали целую кипу каких-то бланков. На них вполне можно было писать. Вечером Мандельштам начал диктовать эссе «Разговор о Данте». В процессе работы выяснилось, что структуру «Божественной комедии» он понял, перебирая некрасивые камешки. «А ты говорила — выбрось, — упрекнул поэт жену. — Теперь поняла, зачем они мне?»

Летом 1935 года, уже в воронежской ссылке, Надежда Яковлевна случайно обнаружила горсточку красивых коктебельских камешков и несколько дикарей, поднятых Осипом Мандельштамом. Разноцветная галька воскресила в памяти Крым, дыхание моря и давно прошедшее лето. В тот же день были написаны стихи:

Исполню дымчатый обряд:

В опале предо мной лежат

Чужого лета земляники —

Двуискренние сердолики

И муравьиный брат — агат.

Но мне милей простой солдат

Морской пучины, серый, дикий,

Которому никто не рад.

И через много лет поэт сохранил приязнь к простым камешкам и выразил недоверие к красному сердолику. Может быть, с этим самоцветом у него было связано что-то неприятное?

В июле и августе 1925 года в вечерних выпусках «Красной газеты» публиковался цикл очерков «Путешествие по Крыму». Его автором был быстро набирающий популярность Михаил Булгаков. Приведем цитату — с некоторыми купюрами и без комментариев.

«В бухте — курорт Коктебель.

В нем замечательный пляж, один из лучших на Крымской жемчужине: полоса песку, а у самого моря полоска мелких, облизанных морем разноцветных камней…

Коктебель наполнен людьми, болеющими „каменной болезнью“. Приезжает человек, и если он умный — снимает штаны, вытряхивает из них московско-тульскую дорожную пыль, вешает в шкаф, надевает короткие трусики, и вот он на берегу.

Если не умный — остается в длинных брюках, лишающих его ноги крымского воздуха, но все-таки он на берегу, черт его возьми!

На закате новоприбывший является на дачу с чуть-чуть ошалевшими глазами и выгружает из кармана камни.

— Посмотрите-ка, что я нашел!

— Замечательно, — отвечают ему двухнедельные старожилы, в голосе их слышна подозрительно-фальшивая восторженность, — просто изумительно! Ты знаешь, когда этот камень особенно красив?

— Когда? — спрашивает наивный москвич.

— Если его на закате бросить в воду, он необыкновенно красиво летит, ты попробуй!..

Не мешайте людям — они ищут фернампиксы! Этим загадочным словом местные коллекционеры окрестили красивые породистые камни. Кроме фернампиксов, попадаются „лягушки“, прелестные миниатюрные камни, покрытые цветными глазками. Не брезгуют любители и „пейзажными собаками“. Так называются простые серые камни, но с каким-нибудь фантастическим рисунком. В одном и том же пейзаже на собаке может каждый, как в гамлетовском облике, увидеть все…»

А. Е. Ферсман в книге «Рассказы о самоцветах» вспоминает о посещении Крыма в 1915 году. Тогда на склоне Карадага ютилась маленькая мастерская. Хозяин ее занимался огранкой галечек агата и сердолика. Изделия продавал местным жителям или посылал столичным ювелирам. В последующие годы дело получило широкое развитие. В конце 1940 года в Симферополе было налажено производство ювелирных камней из крымских самоцветов. Ферсман оптимистически восклицал: «Энергии местных любителей мы обязаны тем, что на Карадаге добыто более тонны сердоликов, халцедонов и агатов и около полутонны яшм — зеленых, розовых, желтых и красных, самых разнообразных оттенков и блеска».

Мог ли Александр Евгеньевич предвидеть, что энергия местных (и не только местных!) «любителей» едва не погубит Карадаг и Сердоликовую бухту? Пользуясь попустительством местных властей, хищники варварски добывали самоцветы, разрушали взрывами скальные склоны потухшего вулкана, захламляли побережье. На защиту природной красоты уникального уголка Крыма встали советские писатели, и прежде всех Феликс Кузнецов. «Литературная газета» печатала тревожные статьи. Общими усилиями Коктебельскую бухту спасли. Ныне она находится в охраняемой зоне.

И. А. Ефремов, прежде чем попасть в Коктебель, проехал всю Монголию с севера на юг и с запада на восток. Он искал и находил «кости дракона» — скелеты вымерших динозавров. Заодно прошел школу сбора прекрасных монгольских халцедонов. В книге «Дорога ветров» он пишет: «Это были мелкие халцедоны, отполированные песком и ветром и похожие на кусочки льда, крупные слезы или жемчужины — в зависимости от поэтического вкуса собирателя. Все устремились искать красивые камешки. Это занятие увлекало, как сбор грибов, и сделалось нашим главным развлечением во время странствования по Монголии». В некоторых местах халцедонов было так много, что они создавали цветовую гамму пейзажа. Большие песчаные площади перед утесами имели красивый жемчужно-серый цвет. Небольшие холмики были сплошь покрыты россыпью крупных кварцев и красной яшмы. Такое изобилие не могло быть незамеченным местными жителями. На месте бывшего монгольского стойбища Ефремов обнаружил воткнутые в песок кусочки кварца, очертившие пунктиром круг около полуметра в диаметре. В центре круга лежали пестрые халцедоны. По-видимому, это была игровая площадка монгольских детишек.