Беседуя с серийными убийцами. Глубокое погружение в разум самых жестоких людей в мире - [8]

Когда мы тронулись, я сказал: «Хочу тебя трахнуть. Я знаю, куда мы можем отправиться!»

Она спросила: «А надолго? Я должна вернуться к часу дня». Было около 10:30.

У меня и правда было на примете одно место, но далеко. Я проехал еще немного и свернул к озеру. Остановившись, я увидел среди деревьев дом и человека, идущего в нашу сторону, поэтому развернулся и поехал прочь. При этом девушка не пыталась открыть дверь машины или выйти.

Сразу за озером дорога уходила в лощину. Это было примерно в 150–180 метрах от основной магистрали. Когда добрались, я достал из багажника синее одеяло [впоследствии обнаруженное полицией], бросил его на землю и сказал: «Давай!» Что-то в ней меня не устраивало, но она была очень аппетитной, лет 20, и я хотел заняться с ней сексом, тем более у нас уже что-то в этом духе было. Она стянула с меня джинсы, сняла трусики и легла на спину ногами в мою сторону. Весь ее срам был у меня на виду – и это было красиво, да и она сама очень хорошенькая женщина. Я не знаю, что нравится другим мужчинам и как они действуют, но обычно всегда смотрю на передок, играю с ним. Чем красивее у девушки между ног, тем больше мне хочется секса.

Послушай, я ведь остановился только помочь девушке завести машину. Когда она забралась внутрь, я лишь хотел забрать инструменты для починки. Я не думал о сексе и не похищал ее. Все считают этих женщин и девушек невинными. Но обычно это не так. Каждая чего-нибудь хотела: либо денег за то, что перегонит одну из машин, либо чего-то другого, о чем молчала. Я никогда их не похищал и не заставлял идти со мной. Эта ничем не отличалась от других. Я не насильник, и само слово настолько отвратительно, что меня выворачивает.

Что бы там ни говорили, на этой поляне мы прекрасно проводили время, пока она не обвинила меня, что я взял из ее кошелька деньги, и тогда я подумал: «Ну вот, опять». Я разозлился гораздо больше, чем нужно, поэтому и действовал так, а не просто сказал, что никаких денег я не брал. Правая задняя шина машины спустилась, и, когда она на меня закричала, я как раз ее менял. Она продолжала кричать, что деньги не ее, и, почти обезумев, требовала, чтобы я их вернул. Затем в мгновение ока ее тон изменился, и она рассказала, как хочет поменять свою машину на другую. И что я должен дать ей $200 на доплату, или она скажет, что я ее изнасиловал. До этого момента я занимался заменой болтов на ступице, но когда она произнесла эту угрозу, мой гнев, как мне кажется, стал неуправляем. Я ударил ее баллонным ключом – а не молотком, как она позже показывала и как принято считать. Она была полностью одета, и я вижу это так же ясно, будто все происходит сейчас. Она упала на землю как подкошенная и медленно соскользнула по склону высотой 2–4 метра в канаву ногами вперед, ее коричневый свитер продолжал закатываться, пока не оказался под мышками. Я не паниковал, просто положил баллонник в багажник, а оставшийся болт – в карман, сел в машину и уехал. Проехав примерно 15–20 минут (может быть, 25–30 километров), я понял, что не могу оставить женщину умирать, если она просто ранена, поэтому развернулся и поехал назад. Проезжая мимо, я увидел, что у дороги остановилось несколько машин и трактор с прицепом, все люди склонились над кем-то, кто, как я знал, была она, поэтому продолжил движение.

Когда Харви закончил говорить, я открыто сообщил, как в реальности происходило нападение. Я напомнил этому человеку, что на самом деле он оставил молодую медсестру в той канаве умирать, но через несколько часов та пришла в сознание, лежа в луже собственной крови и страдая от почти смертельных травм головы. Практически наступила ночь, и, превозмогая ужасную боль, она проползла более километра через распаханные поля к дороге, где ее нашел фермер и утром вызывал помощь.

Позднее Кариньян проехал мимо машины «Скорой помощи», вернувшись к месту нападения не для того, чтобы спасти жизнь жертвы, а беспокоясь, что она выживет и сможет описать его и машину. Он возвратился с намерением прикончить ее, но к тому времени женщина была в безопасности. Единственное, сохранявшее в ней волю к жизни, – сообщение от сестры, что та ждет ребенка, и пострадавшая была намерена увидеть малыша.

Харви заявляет, что подвергался сексуальному насилию практически со стороны всех женщин, с которыми сталкивался, включая родственниц, нянек и учительницы в исправительной школе. И хотя мы прекрасно осознаем, что за последние три десятилетия сексуальное насилие в отношении детей приобрело характер социальной болезни, нет абсолютно никаких веских доказательств, будто Харви подвергался насилию в тех масштабах, как он постоянно утверждает.

С определенной степенью уверенности можно сказать лишь то, что он вырос с обидой на женщин в целом, возможно, адресованной нерадивой матери, ее семье и друзьям. Но, наверное, этого достаточно, потому что люди не начинают ненавидеть женщин или мужчин просто так. По-видимому, Кариньян все-таки говорит правду.

Недавно Харви написал: «Я страстно ненавижу женщин… Они всегда манипулировали моим сознанием». Тем не менее его рассказ о сексуальном насилии может представлять некоторую дополнительную ценность, если заглянуть в прошлое. Эти несколько строк полны противоречий и, без сомнения, подогревались фантазией. В итоге имеем ладно скроенное повествование о том, как над ним издевалась властная «поистине жестокая женщина», в то время как он, бедный паренек, был совершенно беспомощен и одновременно наслаждался подобной ситуацией.