Беседа Ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора - [3]

Таким коротким показалось это объятие для Ши! Однако Мастер гунфуча сменил приборы и взял новый чай. Дед, улыбаясь, смотрел на сына и внука, понимая, что слишком рано ему самому пришлось сделать своего сына взрослым. Хотя, кто знает, что такое рано. И бываем ли мы детьми.

Наше сознание так же ясно, и наша боль так же сильна в детстве, как и во все другие периоды на­шей жизни. Только в детстве мы больше умеем про­щать и отпускать. И только в юности мы можем быть достаточно мягкими и ранимыми, чтобы вы­жить. Ведь только будучи мягкими и ранимыми, мы можем почувствовать опыт, как опыт, осозна­вая его. Только благодаря чувствам и эмоциям мы продолжаем искать решения ситуаций, по многу раз проигрывая все варианты в своем сознании.

К сожалению, с возрастом мы становимся все более жесткими и спокойными, позволяя ригид­ности проводить в сознание и тело дыхание смерти. Как сказано в «Дао-дэ цзин», твердое и жесткое по­гибает, мягкое и гибкое живет. Истинный мужчи­на остается гибким и подвижным внутри, только внешне демонстрируя спокойствие и невозмути­мость. Именно концентрация энергии и движения внутри позволяет мужчине принимать взвешен­ные и продуманные решения.

Женщина, наоборот, с годами становится бо­лее активной внешне и более прохладной и рас­судительной внутри. Именно это позволяет ей становиться мудрее и хорошо сплетать паутину социальных связей[3].

Ши отпустил сына, и он занял свое место за чай­ным столом.

Четверо мужчин сидели в зале для чайной цере­монии: Император Поднебесной Гуанцзун, напро­тив - Ши, его сын по правую руку и Мастер гунфуча по левую руку. Было тихо, и было слышно, как за­кипает вода, словно шум ветра в кронах столет­них сосен, как шелковое одеяние Мастера гунфуча касается чайного столика, как мягко опускаются фарфоровые чашечки на влажную поверхность отполированного самшита. И только пение птиц, доносящееся из раскрытых окон, было ажурным фоном для всего этого действа.

Дед улыбнулся, перевернул свои чашечки и на­чал считать пузыри... Малыш весело засмеялся...

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восем­надцать...

На пороге зала послышался шум. Одна из ня­нек, отлучавшаяся по делам, вдруг спохватилась, что наследник долго отсуствует, и пришла за ним, чтобы отвести его в комнаты для обеда.

Однако Ши поднял на нее глаза - и она застыла в молчаливом повиновении, поняв, что это был ее последний день, когда она прикасалась к наслед­нику. Никогда не имевшая своих детей, она при­вязалась к наследнику, и удаление от нее малыша, которое было естественным, когда мальчику уже минуло пять лет, оказалось все-таки тяжелым уда­ром для нее. Все поняв, она внезапно осунулась так, как будто из нее вытекла вся ее жизненная сила. Ши уловил перемены в ее осанке, он прекрасно

понимал, как опасны привязанности кого бы то ни было для его сына.

Сам же наследник внимательно следил за сво­им дедом, нисколько не пугаясь перемен, прямо сейчас происходящих в его жизни.

Мастер закончил церемонию глубокой медита­цией. Ши встал и попросил сына следовать за ним. „ Для наследника была уже приготовлена комната

подле покоев его отца. Отныне среди его воспитателей уже не будет женщин.

Наследник с любопытством шел по лабиринтам переходов, в которых еще ни разу не был. Мимо него проносились парящие на облаках святые буд­дийского мира, бессмертные обитатели даосско­го пантеона, медитирующие в тишине небесные отшельники, волшебные феи в фантастических одеяниях со множеством разноцветных лент, на­поминающих танцующую радугу.

Картинки богов и богинь менялись так быст­ро, что, казалось, был слышен шорох их одеяний, развеваемых ветром. Вот появились духи пяти стихий, которые, по преданиям, были среди пер­вых существ, появившихся на земле: дух металла (богиня Сиванму), дух дерева СМу-гун), дух воды (Шуйцзинцы), дух огня (Чицзинцы) и дух зем­ли - Желтый старец (Хуан-лао). А вот появились прекрасные пейзажи, в которых угадывались Пэн- лайские сады, где, по легендам, были места обето­вания бессмертных, которые представляли собой

остров и гору в Восточном море. Согласно преда­ниям, там были разбросаны золотые и нефритовые камешки, которые служили едой для небожителей, а в водоемах там текла вода ледяная и клокочущая, выпив которую можно было прожить тысячу лет. То там то здесь в уголках Пэнлайских садов были изображены и сами небожители, беззаботно возле­гающие на мягкой травке, или наоборот, сидящие у костра в ожидании чая.

Не успел он рассмотреть все, как увидел восемь знаменитых бессмертных, изображенных в момент веселой пирушки. Эти почитаемые всеми покро­вители ремесел были также и любимыми всеми поэтами и бездельниками, беззаботно проводив­шими время.

А вот из темноты выплыло лицо великого вра­чевателя древности Хуато, а за ним показались одежды первооткрывателя чая Шэнь Нуна и его нефритовые руки. По одной из легенд, он имел про­зрачное тело, и когда пил чай, то видел, что проис­ходит с его телом и органами внутри. Рядом с ним сидящим за письменным столиком с кистью в руке был изображен Лу Ю, автор знаменитого трактата

о чае «Ча Цзин».

Немного погодя взгляду наследника предстал известный поэт древности Тао Юаньмин