Беседь течёт в океан - [57]

Утром тщательно побрился. Рассматривал себя в зеркале очень придирчиво, словно искал перемены в своем облике: как ни крути, он убийца, пусть не преднамеренный, он защищался. Но, «хвактически», отправил на тот свет человека, пусть нелюдского, но когда-то важного начальника. Вдруг увидел, что виски почти седые. Раньше нити седины в них пробивались редко.

Ну что ж, зима на пороге, рассуждал Бравусов, вот и присыпало инеем, но я еще молодой. Всего пятьдесят восемь. Мог давно погибнуть, а я живой. Наверное, суждено, на роду написано загубить человека. Солдата Рацеева взял на мушку во время атаки, опередил немецкий снаряд. Его тело, изуродованное взрывом, снилось часто, он просыпался в холодном поту. Просю не дали поставить к стенке… А Круподеров не снится. Сам виноват и его вонючий самогон. Одна Прося может подозревать. Матвей Сахута, может, и не знает, что Круподерова уже нет на свете. Стар, мало где бывает. Марине мог рассказать о встрече… Надо съездить в Хатыничи. Поговорить со сватом, внука повидать, насчет работы посоветоваться. Дома ничего не высидишь.

И еще мелькнуло в голове: надо заехать к Просе, она, бедная, так ждала его в тот вечер, драников напекла, показалось, что слышит вкусный, дразнящий аромат ее горячих блинов со шкварками, вспомнились и не менее горячие объятия и поцелуи. А если спросит, почему не приехал, скажу: перепил, запозднился, гужи лопнули, дождь пошел. Можно и еще что-нибудь придумать. Вдруг спохватился: Проси надо остерегаться, она помнит его, беспощадного, с далекого сорок третьего… И тут же успокоил себя: Прося никому не скажет, не проболтается.

Не мог знать тогда Владимир Бравусов, сколько душевных терзаний, какая расплата ждет его впереди.

XVII

Хроника БЕЛТА и ТАСС, 1981 г.

6 сентября. Ивацевичи, Брестская область. На животноводческой ферме колхоза «Россия» растут цветы 30 сортов. Каждый день расцветает около пяти видов.

10 сентября. Варшава. Съезд «Солидарности» в Гданьске — это, как заявляли его участники, смотр сил, готовящихся к борьбе за власть.

23 сентября. Вашингтон. Печать продолжает комментировать грандиозную манифестацию протеста американской общественности против политики администрации Р. Рейгана. Манифестация прошла в минувшую субботу в Вашингтоне.

25 сентября. Могилев. Новый сквер «Вилербан» заложен в центре Могилева. Деревья на Аллее дружбы здесь посадили члены делегации товарищества «Франция — СССР» и представители французского города-побратима Вилербана.

Эпилог

В тот год Дмитриев день пришелся на воскресенье. Правда, восьмого ноября в советское время был день праздничный, вроде продолжения праздника Октябрьской революции: как пристяжная лошадь в упряжке — коренник и пристяжная коняга. Седьмого проводились военные парады, демонстрации трудящихся. В местечке Саковичи восьмого ноября на Дмитрия и второго августа на Илью проводились ярмарки. Люди приезжали за сотни километров что-то продать или купить. Приезжали из соседней Брянщины, Гомельщины, из Черниговщины. Собиралось людей очень много. В тот день и погода способствовала, дороги сухие. Ехали купить-продать, на людей посмотреть и себя показать.

Матвей Сахута любил Дмитровский кирмаш с малых лет. На Илью народ собирался очень рано, торговля совершалась быстро, и разъезжались тоже рано — жатва в разгаре. А теперь торопиться некуда, главное — засветло вернуться домой, потому что день короток. На Дмитрия Сахута обычно покупал пару поросяток — кабанчика и свиночку.

На этот раз у него был особый настрой: приехал сын из Минска, возраст заставлял радоваться каждому дню, их становилось все меньше, как листков в календаре под конец года. Вместе с Андреем приехал и Петро Моховиков с женой. Старый Сахута пожалел, что не увидит свою невестку.

— А что ж ты Аду не привез?

— Ей немного нездоровится. Весной приедем всей семейкой.

Ответ сына успокоил Матвея Денисовича, он иногда думал: все ли ладится в семье сына? Андрей очень занят, совещания, заседания, а молодой, симпатичной женщине нужны внимание и любовь. И если муж не может это дать, она будет искать свое в другом месте. Матвей Сахута планировал поехать на ярмарку с Мариной на лошади. Это куда лучше, чем на машине: сидишь на мягком сене, застланном домотканою дерюжкой, на ногах валенки с галошами, поверх фуфайки суконный армяк с башлыком, шапка-ушанка на лысой голове. На возу удобнее доставить домой мех с поросятами, яблоки, мед, горшок или ведро, но с приездом сына ситуация поменялась.

— Батя, поедем с нами на кирмаш, — предложил сын. — И Марину можем взять. Гаишников здесь нет. Машина выдержит.

— А поросят куда денем? Они же могут подмочить твою репутацию, — улыбнулась Марина. — Долго будет аромат слышен. Поеду на грузовой. Данила обещал взять. Места там хватит.

За окном мелькнула чья-то тень.

— А вот и он. Легок на помине, — добавила Марина.

Дверь отворилась — на пороге стоял Данила Баханьков.

— День добрый в хату! С приездом, Андрей, — поздоровался он.

Друзья обнялись. Были они почти одного роста, плечистые, крепкие, только руки Данилы, широкие, обветренные, с толстыми пальцами, отличались от белых, городских, Андреевых. Сели за стол, на котором возвышалась стройная, как девушка, бутылка коньяка «Белый аист».