Бесцветный - [40]

– Тревор, тебя обокрали, – сказал он. – Почему ты не погнался за ними?

– Я думал, что они хорошие. Я думал, что у меня появился друг.

Млунгиси был старше, он был моим защитником. Он побежал, нашел этих детей и через полчаса вернулся с моим велосипедом.

Случалось много подобных вещей. Меня все время травили. Самым худшим был, наверное, случай у тутового дерева.

Однажды далеко за полдень я играл, как всегда, один, бегая по району. На улице была группа из пяти или шести цветных мальчиков, которые собирали ягоды с тутового дерева и ели их. Я подбежал и начал срывать ягоды, чтобы взять их домой. Мальчики были на несколько лет старше меня, им было лет двенадцать-тринадцать. Они не разговаривали со мной, я не разговаривал с ними. Друг с другом они говорили на африкаанс, и я не понимал, о чем они говорят.

Потом один из них, парень, который был заводилой в группе, подошел ко мне. «Mag ek jou moerbeie sien?» («Можно посмотреть на твои ягоды?»). Моей первой мыслью снова было: «О, классно. У меня появился друг». Я протянул руку и показал ему ягоды. Он выбил их у меня из руки и втоптал в землю. Другие мальчики начали смеяться. Мгновение я стоял и смотрел на него. К тому моменту у меня начала отрастать толстая кожа. Я привык, что меня травят. Я пожал плечами и вновь стал собирать ягоды.

Этот парень, очевидно не увидев ту реакцию, которую ожидал, начал кричать на меня. «Fok weg, jou onnosele Boesman!» («Проваливай отсюда! Вали, тупой буши! Бушмен!»). Я не обращал на него внимания и продолжал заниматься делом. Затем я почувствовал шлепок по затылку. Он кинул в меня ягоду. Это было не больно, но пугающе. Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и – шлеп! – он кинул ягоду опять, прямо в лицо.

Затем, через долю секунды, еще до того, как я успел среагировать, все дети начали забрасывать меня ягодами, выбивая из меня дурь. Некоторые ягоды были неспелыми, и они били, как камни. Я пытался прикрыть лицо руками, но на меня наступали со всех сторон. Они смеялись, бросались в меня и обзывали. «Буши! Бушмен!» Я был напуган. Просто от неожиданности я не знал, что делать. Я начал плакать и побежал. Я бежал изо всех сил, весь путь до дома.

Когда я вбежал в дом, казалось, что я был избит до синяков, потому что глаза были зареванными, и я был покрыт красно-фиолетовым ягодным соком. Мама в ужасе посмотрела на меня.

– Что случилось?

Всхлипывая, я рассказал ей эту историю. «Эти дети… тутовое дерево… они бросали в меня ягоды…» Когда я закончил, она рассмеялась.

– Это не смешно! – сказал я.

– Нет-нет, Тревор, – ответила она, – я смеюсь не потому, что это смешно. Я смеюсь от облегчения. Я думала, что тебя избили. Я думала, что это кровь. Теперь я понимаю, что это всего лишь ягодный сок.

Мама все считала смешным. Для нее не было ничего слишком мрачного или слишком болезненного, чтобы не относиться к этому с юмором.

– Посмотри на светлую сторону, – сказала она, смеясь и показывая на мою половину, покрытую темным ягодным соком. – Теперь ты и вправду наполовину черный, а наполовину белый.

– Это не смешно!

– Тревор, с тобой все в порядке, – ответила она. – Иди и вымойся. Ты не ранен. Ты ранен эмоционально. Но ты цел.

Полчаса спустя появился Абель. В то время Абель был все еще маминым бойфрендом. На самом деле он не пытался быть мне отцом или даже отчимом. Он скорее был старшим братом. Он шутил со мной, веселился. Одно я знал точно – он был вспыльчивым. Он был обаятельным, когда хотел таким казаться, невероятно веселым, но сдержанным его назвать было нельзя. Он вырос в хоумлендах, где для того, чтобы выжить, надо сражаться. Кроме того, Абель был высоким, около метра девяносто, длинным и худым.

Тогда он еще не бил маму. Тогда он еще не бил и меня. Но я знал, что он опасен. Кто-то подрезал нас в дорожной пробке. Абель крикнул что-то в окно, другой парень посигналил и крикнул что-то в ответ. Абель в мгновение ока выскочил из автомобиля, подскочил к нему, схватил парня через окно водительского сиденья и закричал ему в лицо, поднимая кулак. Парень запаниковал. «Эй, эй, эй. Извините, извините».

В тот вечер Абель пришел, сел на диван и увидел, что я плакал.

– Что случилось? – спросил он.

Я начал объяснять. Мама прервала меня. «Не рассказывай ему», – сказала она. Потому что она знала, что произойдет. Знала это лучше меня.

– Не рассказывать мне что? – спросил Абель.

– Ничего, – сказала она.

– Ничего, – сказал я.

Она посмотрела на меня.

– Не говори ему.

Абель начал раздражаться.

– Что? Не говорить мне что?

Он был пьян; он никогда не приходил домой с работы трезвым, а алкоголь делал его характер еще хуже. Странно, но в тот момент я понимал, что если скажу правду, то дам ему возможность вмешаться и что-то сделать. Мы были почти семьей, и я знал, что, если я заставлю его почувствовать, что его семью обидели, он поможет мне отомстить мальчикам. Я знал, что внутри него обитает бес, и я ненавидел это. Меня пугало то, каким жестоким и опасным он становился, когда напивался. Но в тот момент я точно знал, что я должен сказать, чтобы чудовище было на моей стороне.

Я рассказал ему историю, то, как меня обзывали, то, как на меня напали. Мама продолжала это высмеивать, говоря, чтобы я забыл об этом, что дети есть дети, ничего такого. Она старалась сгладить ситуацию, но я не мог этого понять. Я просто злился на нее.