Бесчисленные времена - [11]

Он принялся бы за поручение относительно спокойно, кабы не чувство долга, а, особенно, роковая информация падре Рамона: более тридцати сотрудников СВ подозреваются во взяточничестве!… В это трудно поверить. Для дона Мигеля работа со временем казалась святой обязанностью. Примером для подражания он считал основателя Службы Времени — Борромео. Свое эпохальное открытие тот сделал в 1892 году и не знал покоя, пока не поставил хроноаппаратуру и организацию, контролирующую ее применение, под верховный надзор папства. В Империи он организовал Службу Времени, а в Восточной Конфедерации после подписания Пражского пакта была создана подобная корпорация под названием Хронокомпания.

У дона Мигеля не возникало и тени сомнений, что путешествия во времени должны подвергаться строгому контролю, и соблюдение инструкций — основа неизменности истории. Но теперь задумался: сколько предписаний было продиктовано здравым смыслом, а сколько — страхом, который со временем притупился?

Наиболее строго держались правил, которые разрешали путешественникам во времени наблюдать за событиями и. запрещали любое вмешательство в прошлое. Такая строгость считалась обязательной хотя бы потому, что в настоящем никогда не встречали посетителей из будущего. Значит, предписания соблюдали и потомки.

Но за сто лет к путешествиям во времени так привыкли, что строгости заметно ослабли. И вот выяснилось, что правила нарушаются в массовом порядке… Какие последствия принесут хищения «сувениров» из прошлого? Неужели целые эпохи испарятся, канут в небытие?…

Дон Мигель, как и всякий сотрудник, изучал путешествия во времени в течение трех лет учебы — дополнительно к университетскому образованию, которое включало в себя историю, математику и физику, — и поднялся от статуса кандидата до должности штатного сотрудника. Он до скрипа ломал голову, сравнивая «нормальное» время, которым измеряется повседневная жизнь, со временем относительным, в котором находятся путешественники в прошлое. Свою дипломную работу дон Мигель посвятил так называемому гипервремени, барьеру, который защищает хронопутников, возвращающихся в настоящее, чтобы они не проскочили в будущее, не ушли дальше момента старта аппаратуры, посылающей в прошлое.

Но эти проблемы ничто по сравнению со сложностью гипотетического времени, в котором ход истории отличается от того, каким его описывают историки.

Какая реальность сменила бы ту, которую мы считаем своей, размышлял дон Мигель, если бы кто-то отважился наплевать на гранитно-незыблемый закон невмешательства? Неужели Хорке стал бы тогда Йорком, а на королевском троне сидел бы английский монарх? А Новой Кастилией правил бы тогда принц-мохаук, называющий своих подданных воинами и скво? А вдруг это был бы мир, в котором человек вместо времени путешествовал бы в пространстве, уносимый невообразимо чудесным двигателем хоть на Луну?

Бесплодное теоретизирование претило его прагматичному складу ума. Он сконцентрировался на логическом анализе ситуации и понял, что нужно заняться практическим делом, а потому оправился на новый допрос торговца Хиггинса.

Охранники проверили его документы, обнаружили личную печать принца и, раскланиваясь и расшаркиваясь, впустили в камеру. Она была просторной, но практически не проветривалась и не освещалась. Посередине камеры на стуле распластался Хиггинс — ноги вытянуты, голова на плече, рот полуоткрыт. Торговец был привязан к стулу кожаными ремнями. За столом совещались два инквизитора, которым был поручен допрос.

— Далеко ли продвинулись? — спросил дон Мигель, инквизиторы переглянулись.

— Мы безнадежно застряли, — в конце концов признался более высокий. — Поэтому подозреваем, что он околдован.

Наварро пристально посмотрел на инквизитора, но нет — тот не шутил. Да что же это такое? Разве мало того, что он занимается парадоксами вмешательства в ход времени, так сверх того еще и спорная, непризнанная светилами наука колдовства!

— В самом деле? — спросил он, стараясь сохранить самообладание.

— Мы исчерпали все дозволенные законом средства, чтобы развязать его язык, — объяснил инквизитор ростом пониже. — Применяли транквилизаторы и спиртные напитки, использовали зеркало и маятник. Человек этот еще не объявлен виновным, и нам запрещено обращаться к более сильным средствам. Пока же установили, что он помнит о покупке маски, но не может припомнить ни лица, ни имени человека, у которого ее приобрел. Хиггинс не назвал ни единой приметы, по которой того можно было бы опознать.

Дон Мигель был в отчаянии — он так надеялся, что допрос даст хоть какую-то зацепку.

— Значит, кроме даты сделки, мы не знаем ничего конкретного? — спросил он.

— Боюсь, что так, — вздохнул инквизитор ростом пониже. — Дату он назвал добровольно и правдиво. А вы уже разузнали обо всех зарегистрированных в это время приезжих в Хорке?

— Естественно, но… — дон Мигель пожал плечами. — Человека, который продал маску, не обнаружили. Получается, что он не выполнил закона о регистрации.

— Смысл закона состоит в том, чтобы следовать его предписаниям, — назидательно заявил инквизитор повыше.

— А вы можете мне сказать, какое колдовство использовал мошенник? — перебил Наварро, не желая выслушивать прописные истины.