Бес специального назначения - [8]

— Ладно уж. Подписывайте договор… Нет, карандашиком не полагается. Забыли? Вот у меня и иголка есть. Да не бойтесь, она стерильная…

— А что теперь делать? — спросил Степан Федорович, замотав указательный палец платком.

— А что хотите. Прогуляться, например, можно.

— А на работу можно сходить? Тут недалеко…

Обои на противоположной стене зашуршали и медленно начали обугливаться. Узоры на них дрогнули, поплыли и сплелись вдруг в такую устрашающую харю, что я тут же пожалел о своем скоропалительном решении. Вот уж ввязался…

— Я моментально одеваюсь! — вскочил Степан Федорович. — Одна секунда — и я готов! Куда вы?! Куда?!!

Зашипев, перестали обугливаться обои, которые я окатил водой из тазика.

— Моментально одеваюсь… — бормотал мой клиент, засовывая в брючину негнущуюся ногу, — одну секундочку…

— Да уж, поспешите, — озираясь, попросил я.

ГЛАВА 2

— Дошли наконец-то… Нам сюда, вот в эти ворота… Ой!

— Что опять такое?

— Ми… милицейская машина. Это, наверное, за мной. Неужели я опять кого-нибудь убил и изнасиловал? Задержат ведь!

«И немудрено», — подумал я, посмотрев на своего клиента. Степан Федорович, невзирая на душный летний вечер, из дома вышел в толстом ватном пальто, а на голову нацепил зимний косматый малахай. Впрочем, как выяснилось, не зря. По дороге на него с чистого неба дважды падал кирпич, но, как мячик, отскакивал от толстого малахая. Провалиться в открытый канализационный люк у Степана Федоровича тоже не получилось — в своем ватном пальто он в люке просто застрял. Да и мне по дороге скучать не пришлось, отгоняя от клиента уличных собак, взбесившихся кошек и пикирующих с крыш голубей. В общем, короткая прогулка от дома Степана Федоровича до здания театра драмы получилась на редкость захватывающей и до крайности полной впечатлений.

— Постойте здесь, я на разведку схожу, — предложил я.

— Л-ладно…

По правде говоря, ничего интересного возле ворот не было — как я разглядел, подойдя поближе. Ну, милицейский газик стоял. Какой-то мужик в драной телогрейке и классическом треухе — должно быть, сторож — горячо доказывал что-то двум унылым ментам патрульно-постовой службы и тусклолицему капитану (судя по всему, местному участковому).

— Это Валера Кузьмин… — услышал я шепот позади себя. — Наш сторож… А это участковый — Решетов его фамилия.

— Я же вам сказал: ждать за углом!

— Там страшно. Я лучше поближе спрячусь на всякий случай. Вон за тем мусорным баком.

— Как вам будет угодно.

Я подошел еще ближе, остановился рядом с газиком, скрестил на груди руки и склонил голову — короче говоря, принял позу стороннего наблюдателя. Сторож Валера Кузьмин одной рукой держался за облупленную стену, а другой активно жестикулировал, выкрикивая несвязные фразы:

— Милиция должна охранять население и государственную собственность! Экономика должна быть экономной! Сам все видел своими глазами! Я буду жаловаться! Кто по телевизору пел песню: «Сейчас бы просто по сто грамм и не шататься по дворам, но рановато расслабляться операм? » Вы мне за все ответите!

Прокричав последнее слово, сторож взмахнул обеими руками и едва не упал.

— Кузьмин, — заговорил участковый Решетов. — Ты толком объяснить можешь, зачем наряд вызвал?

— Я по «ноль-два» звонил! — подтвердил сторож, обретя равновесие у стенки.

— Мы его сейчас самого заберем, — сказал один патрульный другому, — за провокацию в пьяном виде. Зачем ты наряд вызвал, гад?

Сторож Кузьмин тряхнул головой и храпнул лошадиным храпом.

— Полчаса им толкую, а они все не понимают, — сказал он. — Я ж сторож — как меня с моего поста можно забрать? Смешно. Я вас вызвал потому что… потому что… — Он нахмурился, видимо собираясь с мыслями, потом сформулировал: — Мой долг — охранять вверенное мне помещение. И когда тут всякие субчики лазиют рядом, создается обстановка опасности. Я, значит, час назад пошел делать обход в ближайшую подворотню. Только штаны расстегнул, вижу: прямо из воздуха появляется паренек — сначала ноги, потом туловище, потом все остальное…

— Как это — Из воздуха? — нахмурился один патрульный.

— Особые приметы нарушителя? — поинтересовался второй.

— Значит, молоденький, — начал перечислять сторож Валера, — ростом мне по пояс, примерно… Особых примет нет. Нос как нос. Большой. Рта нет. А во лбу глаз горит. И весь в простыню завернутый.

Патрульные переглянулись и синхронно посмотрели на участкового. Тот побагровел.

— Забавный, значит, паренек, — пояснил еще раз сторож. — И спрашивает меня носом: отец, это какой город? Я и ответил. Растерялся, конечно. А он как глазом своим сверкнул и говорит: спасибо, отец. Ну, я, конечно, опомнился и закричал: руки вверх! А он подпрыгнул прямо метров на пять, через стену перескочил… Пока я за берданкой сбегал, пока ворота открывал, он уже скрылся. Я же не могу за ним — я на посту. Вот я по «ноль-два» и позвонил.

— Так, — определился первый патрульный. — Лично мне все понятно. Кроме одного: почему у капитана Решетова на участке психически больной человек сторожем работает?

— Я не психический! — обиделся Кузьмин. — Я сторож! А тот тип — вор! Понимаешь логику? Он воровать лез. А может, чего-то украл уже и — сматывался… Только, начальник, прикинь: из воздуха появился. Было пустое место, а потом… ме-эдленно так, постепенно. Линия за линией. Как будто его кто-то нарисовал фломастером… Я ему и кричу… руки вверх!