Берне. – Близость его к нашей современности. – Полное собрание сочинений Ибсена - [5]

Если, однако, въ оовременной Германіи и не все обстоитъ благополучно, если многое, о чемъ мечталъ Берне, и не получило осуществленія,– приписывать это свободѣ, видѣть ея послѣдствіе хотя бы въ томъ же антисемитизмѣ, было бы неправильно, такъ такъ, говоритъ Берне, «свобода отнюдь не есть нѣчто положительное, она – только отрицательное именно отсутствіе неволи. Свобода не можетъ и не хочетъ основать ничего, кромѣ самой себя, и не можетъ и не хочетъ разрушить ничего, кромѣ насилія. Свобода не можетъ преобразовать народъ, она не можетъ поселить въ немъ тѣ добродѣтели и достоинства, въ которыхъ отказала ему природа, она не можетъ отнять у него тѣ недостатки и пороки, которыми онъ обязанъ своему климату, своему воспитанію, своей исторіи или несчастной звѣздѣ, подъ которой онъ родился. Свобода – ничто и, но смотря на это – все, потому что она – здоровіе народовъ… Какъ здоровый нищій, грызущій черствую корку хлѣба, счастливѣе больного богача, сидящаго за роскошнымъ столомъ, такъ свободный народъ, живи онъ даже у сѣвернаго полюса, безъ художествъ, безъ науки, безъ вѣры, безъ всѣхъ житейскихъ радостей, въ постоянной войнѣ изъ-за пищи съ медвѣдями, – все-таки счастливѣе народа, наслаждающагося жизнью подъ райскимъ небомъ, среди тысячи плодовъ и цвѣтовъ, даруемыхъ ему почвою, искусствомъ и наукой, но при этомъ лишеннаго свободы». Отъ здоровья она отличается лишь тѣмъ, что здоровье, разъ потерянное, не возстановляется, тогда какъ «свобода не умираетъ и въ гробу, и ростетъ до тѣхъ поръ, пока не проломитъ гробовой доски». Здоровье, впрочемъ, дается природой, тогда какъ «свободу берутъ, а не получаютъ,– и тотъ, кто взялъ ее и потомъ возвратилъ безъ боя, былъ обыкновенный воришка, а не завоеватель, и повѣсить его слѣдуетъ»…

Этими многочисленными выдержками достаточно характеризуется личность Берне, какъ публициста и борца за свободу. Что касается его достоинствъ, какъ писателя, то въ ряду европейскихъ прозаиковъ ему принадлежитъ безспорно одно изъ первыхъ мѣстъ по силѣ и красотѣ слога, и въ этомъ отношеніи для публицистовъ всѣхъ странъ онъ также служитъ недосягаемымъ образцомъ.

–

«Свобода и правда – вотъ столпы общества», говоритъ другой писатель, болѣе намъ близкій по времени, хотя едва ли болѣе близкій по духу, чѣмъ Берне. Это – Ибсенъ, «великій норвежскій викингъ духа», съ дикой энергіей срывающій покровъ съ общественной лжи, которой такъ глубоко проникнуты наши взаимныя отношенія. Берне ставитъ на первомъ мѣстѣ свободу въ политической жизни общества, Ибсенъ – въ соціальной. Въ рядѣ драмъ, посвященныхъ различнымъ сторонамъ жизни семейной и общественной, Ибсенъ – съ поразительной смѣлостью раскрываетъ послѣдствія лжи, являющейся результатомъ общественнаго рабства, въ которомъ живетъ большинство, и боязни каждаго изъ насъ быть самимъ собой, искренно относиться въ себѣ и другимъ.

На каждомъ шагу мы окружили себя сѣтью обязанностей, изъ которой не въ силахъ выбиться то, что составляетъ сущность каждаго, его духовное «я». Въ огромномъ большинствѣ случаевъ, оно такъ и остается въ зачаточномъ состояніи, и послѣ безсильныхъ порываній въ молодости, навсегда складываетъ крылья. А между тѣмъ, мы меньще всего слышимъ и думаемъ о главной обязанности – быть тѣмъ, чѣмъ насъ создала природа, не поступаясь ничѣмъ, что такъ или иначе связано съ нашимъ человѣческимъ достоинствомъ. Въ драмѣ «Нора» героиня отвѣчаетъ мужу, что у нея есть только одинъ священный долгъ, о которомъ никогда и никто ей не говорилъ: «Прежде чѣмъ быть женою и матерью, я – человѣкъ, по крайней мѣрѣ, хочу попытаться быть имъ». Но чтобы дойти до этой, повидимому, простой истины, ей приходится поплатиться любовью, семейною жизнью, словомъ, всѣмъ, что составляло суть ея жизни. И зависитъ это не отъ особыхъ условій, въ которыя поставлена Нора, такъ какъ ея жизнь ничѣмъ не отличается отъ массы женщинъ, женъ и матерей, остающихся всю жизнь въ блаженномъ ослѣпленіи. «Когда я была еще дѣвушкой отецъ дѣлился со мной своими взглядами и понятіями, и я должна была соглашаться съ нимъ, потому что всякое самостоятельное мое мнѣніе было бы для него непріятно. Онъ называлъ меня своею куколкою и игралъ со мной точно такъ же, какъ я играла со своими куклами. Затѣмъ я перешла къ тебѣ въ домъ,– обращается она въ мужу,– ты устраивалъ все по своему вкусу, и такимъ образомъ, ко мнѣ привились твои вкусы, или, быть можетъ, я принаравливалась къ нимъ; кажется, и то, и другое. Нашъ домъ былъ нечто иное, какъ дѣтская съ игрушками. Дома, у отца со мной обращались вакъ съ маленькой, здѣсь – какъ съ большой куклой. А наши дѣти были, въ свою очередь, моими куклами»…

Ложь была въ основѣ этой семьи, ложь обаятельная и красивая, будто суть семейной жизни заключается въ подчиненіи слабѣйшаго болѣе сильному, при взаимномъ стремленіи жить возможно веселѣе, изящнѣе, беззаботнѣе. Когда на эту счастливую семью обрушивается внезапно несчастье, не оказывается въ наличности ни одного элемента, необхо-димаго для борьбы, требующей сильныхъ и стойкихъ характеровъ, гордости и пониманія своей чести и достоинства. Нора рѣшаетъ вопросъ рѣзко и рѣшительно. Это натура не заурядная, въ ней есть характеръ, только неразвитый воспитаніемъ. Придя къ заключенію, что бракъ, не основанный на взаимномъ уваженіи личности, есть «простое сожительство», она разрываетъ его. Огромное бодьшинство поступаетъ иначе. Къ старой лжи оно прибавляетъ цѣлый рядъ новыхъ самообмановъ, подъ вліяніемъ которыхъ примиряется со своей участью и тянетъ скучную канитель, утѣшая себя тѣмъ, что это необходимо для семьи, для дѣтей, для общества, наконецъ. И ложь, такимъ образомъ, накопляется, растетъ, какъ комъ снѣга, пока, наконецъ, люди не перестаютъ различать ея и свято увѣруютъ, что это и есть самая настоящая истина. Потому что ложь необходима для средняго человѣка. «Отнимая у него ложь жизни, вы вмѣстѣ съ тѣмъ отнимаете у него счастье», говоритъ одинъ изъ персонажей другой драмы Ибсена «Дикая утка».