Бермудский треугольник любви - [43]

БАС: Мне запомнилось объяснение этого союза, данное самой проницательной мемуаристкой, Барбарой Бранден. Где эта страница? А-а, вот: "Чтобы чувствовать себя в безопасности, Айн Рэнд было необходимо держать под контролем всё, что её окружало, доминировать над всеми людьми, устанавливать для них правила поведения. Она вышла за Фрэнка именно потому, что он был во всём послушен ей, не представлял угрозы для её защитной раковины". Добавлю от себя — имелась и ещё одна немаловажная причина. Их брак был заключён весной 1929 года за день или два до срока истечения визы. Если бы она не вышла замуж за американского гражданина, ей грозила депортация обратно в Россию.

ТЕНОР: И Америка лишилась бы одной из самых своих знаменитых писательниц 20-го века. Впрочем, и без депортации её литературная карьера могла бы оборваться в самом начале. В середине 1930-х, в издательстве "Макмиллан", редактор-коммунист яростно протестовал против публикации её романа "Мы, живые", объявлял его клеветой на советскую Россию. Засилье левых в литературных кругах тогда было ещё сильнее, чем сегодня.

БАС: С этим романом позднее вышла занятная история. В 1942 году в фашистской Италии было решено снять фильм по нему и использовать как антикоммунистическую пропаганду. В картине снялись две знаменитости, Алида Валли и Россано Брази. Она шла в Италии с успехом, но в Германии немедленно разглядели, что сценарий не столько против коммунизма, сколько против любой диктатуры. Из Берлина пришёл приказ немедленно прекратить демонстрацию фильма. Но после войны Госдепартамент США предъявил итальянцам иск за кражу интеллектуальной собственности, и Айн Рэнд получила авторский гонорар, на который купила себе норковую шубу.

ТЕНОР: Однако настоящая слава пришла к ней, конечно, в середине 1940-х, после выхода романа "Источник". Этой книгой зачитывались поколения американцев, зачитываются и до сих пор. В центре, как вы помните, — романтический герой, гениальный архитектор, пробивающий своим талантом путь наверх. Не поддающийся никаким требованиям изменять свои творения, доходящий до того, что взрывает дом, построенный с отклонениями от его замысла. И, конечно, только такого может полюбить гордая и своенравная героиня. Недаром Айн Рэнд в детстве с упоением читала Гюго и Ростана. Когда в 1948 году Голливуд начал работу над экранизацией романа, взяв на главные роли Гари Купера и Патрицию Нил, Рэнд грозила режиссёру и продюсеру дойти до суда, если хоть одна строчка или одна сцена в её сценарии будут изменены.

БАС: Когда я посмотрел этот фильм, мне очень хотелось спросить постановщиков: "Сами-то вы верите, что в сегодняшней Америке найдутся двенадцать присяжных, которые вынесут оправдательный приговор человеку, взорвавшему дом, построенный для бедноты, и признавшемуся в этом?". Он, видите ли, такой чувствительный художник, что не мог стерпеть изменений, внесённых в его архитектурный проект.

ТЕНОР: Действительно, в фильме, где всё так зримо, эта коллизия получилась огрублённой. Но в книге повествование остаётся подёрнутым туманом художественного вымысла, и читателю легче принять подобный поворот сюжета.

БАС: Вы упомянули Гюго, Ростана среди кумиров Айн Рэнд. А кто ещё из писателей оказал на неё влияние? Она вступала в литературный мир Америки, заполненный звёздами первой величины. Фолкнер, Шервуд Андерсон, Перл Бак, Маргарет Митчел, Стейнбек, Фланнери О'Коннор, Карсон Маккалерс, Торнтон Уайлдер, Фитцджеральд — всех и не упомнишь. Кажется, она не замечает их. В книгах о ней я наткнулся на её презрительные реплики в адрес Хемингуэя и Томаса Манна, Толстого и Солженицына, Ромена Роллана и Томаса Вулфа. Разницу между историей и литературой она видела в том, что история представляет мир таким, как он есть, а литература должна описывать таким, каким он должен быть. Это ли не формула социалистического реализма, насаждавшегося в СССР? А кого ценила? Смешно сказать: автора детективов Микки Спиллейна. И объясняла, чем её привлекали его романы: "У него всегда ясно, кто хороший, кто плохой. Чётко: чёрное и белое. Серое меня не интересует".

ТЕНОР: Не так ли мы все в юности тянемся к чему-то определённому, прочному? Полутона, многоголосье, непредсказуемость — всё это начинаем ценить позже. Может быть, Айн Рэнд инстинктивно откладывала — забывала — взрослеть? И когда перед ней предстал юный канадец, прочитавший "Источник" сорок раз, знавший текст почти наизусть, могла ли она остаться равнодушной, дать этому читателю затеряться в толпе других поклонников?

БАС: Ага — на сцене греческой трагедии появляется герой. Но заметили ли вы любопытное совпадение: Натан Бранден тоже был из русско-еврейской эмигрантской семьи. Даже если он не знал русского, это должно было сплести какую-то невидимую ниточку между ними. Иначе я не нахожу объяснения тому, что высокомерная Айн Рэнд могла в первую же их встречу проговорить всю ночь с желторотым юнцом, на двадцать пять лет моложе неё.

ТЕНОР: В воспоминаниях они объясняют это так: её пристальный оценивающий взгляд вызывал у него чувство, будто он попал в луч прожектора, но ему это нравилось. А ей понравилось, что он не испугался быть под лучом, ибо в этом было что-то дерзкое. Ведь дерзость говорит о силе характера, намекает на судьбу будущего героя. Вспомним, что евангельскую заповедь "не судите, да не судимы будете" она переделала на свой лад: "судите и будьте готовы быть судимыми".