Берлога солнца - [16]
Уже скоро меня выпустят из затхлого предбанника, выпустят в тот мир, мир, пропахший морскими закатами, апельсинами, смуглой кожей. А если она придёт и скажет: «Ваша фамилия в этой стране недействительна. Можете взять на выбор из списка еврейскую фамилию, а не хотите – возвращайтесь на преданную вами Родину»? И я… я выберу, стану Моисеевым, или Звездодавидовым, или Тель-Авивским. А что, Александр Тель-Авивский, звучит. Как только увижу её, сразу закричу: «Я готов стать Тель-Авивским!». Вот и она, протягивает голубые корочки. Значит, моя фамилия признана еврейской. А я думал, что как Кауфман…
Деньги на первое время в конверте. Полчаса по ночному шоссе на такси, и я в Бней-Браке. Небольшой город, примыкающий к Тель-Авиву. Ха-Роэ – название моей улицы. Солянка, Ленинский, теперь – Ха-Роэ. Ха… забавно. Домики маленькие, грязи не видно. Её и не должно быть, ведь здесь живут изящно одетые люди с одухотворёнными лицами. Завтра, всё завтра: и лица, и дома в утреннем свете, а сейчас спать.
В дверь кто-то стучится. Открываю глаза… уже утро, спал не раздеваясь. Зато можно сразу подойти к двери. На пороге черный человек с белым лицом. Его хочется дёрнуть за завитушки. Торчат из-под шляпы как пружинки-фонарики на новогодней ёлке. Говорит на плохом английском, для убедительности размахивая руками с бахромой тонких пальцев. Может, на завтрак приглашает, а может, из сатанистов, в секту заманивает. Я подхожу вплотную, пристально смотрю в глаза. Сектант смущается бородатым лицом, отходит на шаг назад. Плохой признак, надо бы до зеркала добраться. Спрашиваю про цель прихода, уродуя лицо наигранной доброжелательностью. Он трясёт головой, лепечет тонкими губами. Я понимаю, что приглашён к семи в синагогу на празднование чего-то. Хорошо, что не сектант, просто посыльный евреев. Обещаю прийти, закрываю перед ним дверь.
Подхожу к окну. Силуэты прошлой ночи проявились неопрятными изображениями домов с грязно-белыми окнами. Улица в снующих посыльных. Может, праздник, и людей нарядили, а может, от недосыпа. Падаю на кровать досматривать прерванный сон. Табун, лошади на скаку врываются в большое зеркало. Одна застряла, хвост и задние копыта остались перед зеркалом. Упирается подковами в грязный пол, пытается слиться с отражением. Опять стук. Неужели семь, неужели проспал весь день? И вправду, свет не такой яркий, как днём. Сейчас будет торопить, смешные у него капроновые чулки, как у девчонки, и шляпа эта. Наряжают как скоморохов. Интересно, а если сказать ему: «Шалом, you сап leave your hat on»? Рассмеётся или отпрянет, как утром? Надо зеркало всё-таки где-нибудь купить – хоть маленькое, карманное.
Но за дверью стоял другой. На нём не было ни шляпы, ни колготок. Рубашка в клеточку, чёрная полоска грязи на воротничке, на голове нимбом блин. Это у евреев называется «кипа». Интересное слово. Нет кого/ чего – кип, дать по чему/кому – по кипе, бросить кем/чем – кипой.
– Вы новенький? Новая жертва сионистской агитации? Заманили! Как дураков, свозят сохнутовские акулы, – воинственно поблёскивая диоптриями, произнёс он вместо приветствия.
Человек говорил не переставая. Кипа сползла с черепа. Чем лысые крепят её к голове, булавкой больно, может, БФ-ом? Слушать непрошеного визитёра не хотелось, хотелось узнать, удалось ли лошади из сна протиснуться или она так и осталась по обе стороны зеркала. Но надо было устанавливать добрососедские отношения, и я предложил ему водки из фляги:
– У меня осталось немного тёплой. Не потому, что я тёплую больше люблю, просто холодильника тут нет. А ты что, в Сохнут на вечеринку звать пришёл? Меня уже звал в синагогу один, в чулках чёрных и шляпе.
– Я… я… – закашлялся он от возмущения, – да я Сохнут бы этот голыми руками, пережал бы им артерии и вены, яд несущие. Не ходи в синагогу, тебя там зазомбируют, посадят на иглу. Раз, другой, а на третий почувствуешь, что уже не можешь без их проповедей. Как наркотик! У меня они тоже пытались выбить почву из-под ног. Но я как Галилей – остался верен концепции вращения нашей планеты вокруг Солнца… Хотя меня не Галилео, а Лёней звать, – хихикнул он.
– А меня Сашей, – я протянул ему тёплую фляжку с водкой.
Он отхлебнул из узкого металлического горлышка, довольно крякнул:
– Давно совковую не пил, здесь другая, сладкая. Не люблю её, но приходится. Тебя как в этот гадюшник затащило, в этот притон мракобесия? – он отхлебнул ещё.
– Не надо меня настраивать против моего народа. Они ещё не успели мне сделать ничего плохого – ни эти посыльные в чулках и шляпах, ни женщина на регистрации… – я вынул фляжку из потных рук лысого, обтёр горлышко рукавом и затянулся длинным глотком.
– Успеют ещё, долго ждать не придётся. Через три дня эйфория встречи с исторической Родиной слетит с тебя, как трусы с девственницы, – он подтянул сползшие штаны.
– Времени сколько на твоих, они у тебя местное показывают? – я кивнул в сторону его наручных часов.
– Конечно, а какое ещё? Наше, еврейское. Полседьмого. Знаю, что спешишь к мракобесикам на шабаш, а то посидели бы по-русски, по-купечески. Я на третьем этаже, справа от лестницы. Заходи, у меня холодильник всегда работает. Если чего поставить надо, водку или квас, добро пожаловать.
Фантасмагорическая история написана профессором Тель-Авивского университета, работающим в области нанотехнологий. С этим связано присутствие в истории научно-технологических терминов. Повествование искрит удивительным юмором, иронией, наполнено философией и магией. Главным действующим лицом повествования является высокоучёный говорящий кот Шелег. Он без умолку рассказывает сказки, небылицы, в гротескной форме высмеивает людские обычаи, отношения в семье, творчество известных писателей и философов.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.