Берлинский дневник (1940-1945) - [5]

Воскресенье, 14 января

Мы устроили Мама и Джорджи в квартире Пюклеров, чтобы им не пришлось платить за гостиницу. Тем более что у них всего сорок долларов на двоих. Поскольку работы у нас все еще нет, финансовое положение катастрофическое. Они подумывают остаться здесь. Это было бы ошибкой. Здесь очень холодно, есть нечего, политическая ситуация более чем шаткая. Мы пытаемся уговорить их ехать в Рим, где у Мама много друзей и где есть большая колония русских беженцев. Тут ей будет одиноко, так как за исключением иностранных посольств, число которых быстро сокращается по мере того, как война все ширится, в городе не осталось почти никакого круга общения. Теперь Берлин город холостяков, здесь одни наши сверстники, которые либо служат в вооруженных силах, либо весь день работают в учреждениях, а вечера проводят в ночных клубах. В Риме Ирина уже неплохо устроилась; жизнь будет легче, хотя бы уже из-за климата, а как только мы начнем работать, мы сможем регулярно посылать им деньги.

Понедельник, 15 января

Новый правительственный указ: ванна только по субботам и воскресеньям. Это порядочный удар: в большом городе на удивление быстро делаешься грязной, и потом это был один из немногих способов согреться.

Среда, 17 января

Мы много времени проводим дома — чтобы побольше быть с родными. У Мама сильно расстроены нервы: сказывается все то, что она пережила со времени смерти Александра.[7]

Четверг, 18 января

У Джорджи огромный аппетит, а наши продовольственные запасы — мы привезли масло и колбасу из Фридланда — быстро тают. Это еще один довод в пользу того, чтобы они ехали в Рим. Здесь Джорджи очень скоро начнет страдать от недоедания, а Италия, к счастью, пока в войне не участвует, и там нет продовольственных карточек.

Пятница, 19 января

Катя Клейнмихель[8] работает в английском отделе ДД.[9] Не исключено, что она сможет устроить туда на работу и меня.

Мы просто не знаем как быть, потому что из посольства США молчат, а мы их беспокоить не смеем. Мы едва сводим концы с концами, а с приездом родных наши небольшие сбережения быстро тают. Мы говорили с кем-то из концерна И. Г. Фарбен, но им нужны люди, умеющие хорошо стенографировать по-немецки, а с этим у нас неважно.

Понедельник, 22 января

Сегодня пошла в бюро к Кате Клейнмихель на Фридрихштрассе и все утро печатала на машинке под диктовку по-английски; это было мое первое испытание, и оно не могло быть легче. Испытание было на скорость; мне сказали, что меня вызовут позже. Учреждение напоминает сумасшедший дом: все делается в спешке, потому что надо уложиться в расписание радиопередач. Среди возможных будущих сослуживцев наткнулась на родившегося в Чехословакии Родериха Менцеля, бывшего международного чемпиона по теннису.

Суббота, 27 января

У двойняшек Вреде[10] Татьяна познакомилась с одним человеком, который предложил ей работу в его учреждении, представляющем собой подразделение немецкого Министерства иностранных дел. Им нужны люди с хорошим знанием французского. Большинство наших друзей не советуют нам идти работать в американское посольство, так как, будучи иностранцами, мы, должно быть, уже находимся под бдительным оком Гестапо. Учитывая нынешнюю дружбу Германии с Советским Союзом, плохо еще и то, что мы «белые» русские. Более того, мы обе работали в британском представительстве. Но так или иначе, мы сейчас в таком бедственном положении, что первое же предложение мы примем, от кого бы оно ни исходило. Американское посольство все молчит.

На днях у друзей меня представили госпоже фон Дирксен, одной из здешних весьма высокопоставленных дам. Она потрепала меня по волосам — что меня возмутило — и спросила, какие мы русские: «белые» или «красные», ибо в последнем случае «вы наши враги», — довольно неожиданное высказывание, если учесть, в каких приятельских отношениях сейчас Германия с Советской Россией!

Понедельник, 29 января

Сегодня мы обе приступили к работе: я в ДД, а Татьяна в Министерстве иностранных дел, более известном как АА.[11] В моем учреждении никому, кажется, не ясно, кто наш главный босс, так как командуют все и одновременно. Хотя говорят, что последнее слово принадлежит министру пропаганды рейха д-ру Йозефу Геббельсу. Мы получаем каждая по 300 марок; 110 вычитается в виде налогов, так что остается 190, на которые и надо жить. Что ж, придется.

Вторник, 30 января

Первое мое служебное задание состояло в том, чтобы напечатать под диктовку длинный материал о Ронни Кроссе: он британский министр экономической войны. Татьяна гостила у них, когда до войны была в Англии. У моего непосредственного начальника герра Э. большие свисающие усы, как у моржа; кажется, он провел в Англии большую часть жизни. Его жена работает в одной комнате с нами. Они оба уже немолоды и явно скоро сделаются невыносимыми. Целый день он диктует бесконечно длинные статьи, по большей части хулительные и такие туманные, что часто в них ничего нельзя понять. С немцами это часто бывает, когда они чересчур хорошо знают чужой язык. Я сижу за машинкой с 7 утра до 5 вечера. Как только бумага вынимается из машинки, фрау Э.