Берлинский дневник (1940-1945) - [128]

Шрифт
Интервал

Дорога до разрушенного замка оказалась довольно долгой. Из двух флигелей у ворот сохранился только один. Первым, кого я увидела, был Курт, дворецкий из Кенигсварта. Он сообщил мне, что Татьяна и Паул десять дней назад уехали на автомобиле в Зальцбург — искать меня!

К этому времени я так устала, что даже не имела сил расплакаться, и просто села и не встала — прямо тут же, в гостиной (как я думала) местной экономки. Вскоре появилась Лизетт, жена Курта, и внезапно мне стало снова уютно, как в родном доме. С их заботливой помощью я улеглась в единственную кровать сияющего полировкой нового спального гарнитура. Завтра будет видно. Пока что я хочу лишь одного: заснуть. И забыть.


Йоханнисберг-на-Рейне. Понедельник, 3 сентября.

Сегодня я начала понемногу осматриваться. Этот флигель — единственная постройка усадебного комплекса, оставшаяся более или менее целой во время бомбардировки Йоханнисберга союзниками в 1943 году. Квартирку, в которой я нахожусь, раньше занимала экономка, но теперь в ней живут Татьяна и Паул Меттерних, а Курт и Лизетт переселились наверх. Квартира состоит из гостиной, спальни и ванной комнаты. Окна выходят на круглую клумбу — теперь это грядка со шпинатом — и просторный квадратный въездной двор, ведущий к развалинам замка. Сквозь его зияющие окна виднеется Рейнская долина. Поместье кишит челядью Меттернихов из их многочисленных имений, оставшихся на территории Чехословакии: они съехались сюда в надежде найти какую-нибудь работу и целый день слоняются без дела. Все это очень удручает…

Теперь я узнала, что через два дня после прибытия американцев в Кенигсварт Татьяна, Паул, Мама и Папa уехали на повозке, запряженной двумя лошадьми и сопровождаемой эскортом из семерых бывших пленных-французов, работавших в имении Паула. Местный американский комендант, оказавшийся приятелем наших кузенов в США, предупредил их, что в скором времени американцы передадут эту часть Чехословакии Советам, и убедил их немедленно уехать. Германию они проехали за двадцать восемь дней, ночуя на фермах или в амбарах, изредка — у друзей. Курт и Лизетт (которые сейчас ухаживают за мной) вместе с дочерью и зятем, а также секретарь Паула Танхофер выехали вслед за ними через несколько часов на другой повозке. Они оставили там большую часть своего имущества и очень этим расстроены. Татьяна и Паул, судя по всему, тоже взяли с собой совсем немногое; когда они приехали, у них не было даже одеял; а все, что имелось здесь, погибло под бомбами в 1943 году. Мама и Папa сейчас во французской зоне в Баден-Бадене (в детстве мы жили там много лет).

Мне рассказали, что сюда уже приезжали двое наших родственников, служащие в вооруженных силах союзников, узнавать, где мы и не могут ли они нам помочь: двоюродный брат Джим Вяземский (теперь он офицер связи при французском и советском главных командованиях в Берлине) и дядя Георгий Щербатов (он капитан-лейтенант американского флота и был переводчиком на Ялтинской конференции; его старший брат был женат на сестре Папa).

Большую часть утра потратила на то, чтобы получить разрешение навестить родителей во французской зоне. Танхофер не отходит от меня; он ходит со мной даже за грибами. Он не доверяет американцам; несколько американцев, сообщил он, заняли находящийся по соседству дом Муммов и отвратительно там себя повели: выбрасывают из окон мебель и фарфор, раздаривают платья Олили и Мадлен Мумм деревенским девушкам и т. п.

Потом появился «Брат» Мумм, только что освобожденный из союзнического лагеря для военнопленных близ Реймса. Во время немецкой оккупации он вернулся в Париж возглавить семейное дело по производству шампанского (возвращенное Муммам после того, как французы конфисковали его по окончании Первой мировой войны), и французы ему этого не простили. Он выглядит хорошо, хотя находился в заключении четыре месяца, а там почти совершенно не давали есть. Сейчас он с семьей живет у Изенбургов, к северу от Франкфурта, так как из собственного дома его выселили. Он забрал с собой во Франкфурт часть писем, привезенных мной из Австрии, и обещал там отправить их по почте хоть этот груз с души упал! Он сообщил мне, что Фредди Хорстман, по его сведениям, жив и здоров, он спасся от Советов, укрываясь под Берлином в палатке в лесу.

Сегодня вечером Танхофер сходил со мной в Гайзенхайм к графине Люси Ингельхайм, работающей у майора Гэвина, американского коменданта Рюдесхайма. Она кузина Клауса Штауфенберга, который покушался на Гитлера в июле прошлого года. Она обещала помочь мне достать пропуск в Баден-Баден.


Вторник, 4 сентября.

Заходила Олили Мумм с одним из князей Лобковиц, который только что приехал из британской зоны. Он говорит, что британцы корректны, но крайне недружелюбны и склонны пограбить. Например, они «реквизировали» лошадей, которых он вывез из своего имения на Востоке.

Питание здесь очень неравномерное. Нас поят чудесным вином; в изобилии имеется молоко; мы выращиваем собственные овощи и фрукты; зато совершенно нет мяса. Тем не менее Курт неизменно подает наши скудные яства в белых перчатках и, сообщает мне на ухо, из урожая какого года подаваемое вино. Прислуга просто с ног сбивается, — так старается доказать свою полезность в этом разоренном имении.


Рекомендуем почитать
Гагарин в Оренбурге

В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.