Берлинская тетрадь - [13]
— С победой!
Я устремился в штаб генерал-полковника Я. Т. Черевиченко. Он подписывал реляции о награждении бойцов и офицеров, отличившихся в уличных боях в Берлине.
— На моем участке боевые действия прекратились в восемь часов утра, — сказал генерал-полковник. — На некоторых других это произошло раньше. Сейчас наши полки принимают сдавшихся в плен немцев, если желаете — посмотрите!
Я пошел в полк подполковника Максимова. Путь лежал через горы щебня и железных обломков. Берлинские дома изглоданы Снарядами, пулями автоматов. Еще вчера здесь были немецкие части.
Мне показали наскоро воздвигнутое укрепление, названное именем Геббельса. В укреплении было установлено тридцать крепостных орудий. Кроме орудийной прислуги, бастион имел гарнизон в 150 человек. Немцы надеялись, что бастион продержится месяцы. Но всего два дня шел здесь бой, и двадцать шесть из тридцати пушек разбиты. Оставшиеся в живых тридцать солдат и офицеров гарнизона укрепления сегодня с белым флагом вышли навстречу нашим автоматчикам.
В штабе полка подполковника Максимова, кроме дежурного автоматчика, никого не оказалось. Все офицеры на улицах — принимают немецких солдат и офицеров, сдавшихся в плен. Из-под развалин, из каких-то ям и погребов выбирается городское население с узлами, чемоданами, кастрюлями.
Подошла очередная партия пленных. Полмесяца назад они были в пожарных командах противовоздушной обороны, еще вчера с автоматами в руках защищали Берлин. Они пережили кромешный ад, и теперь, пожалуй, вполне довольны своей судьбой: они живы. Наши бойцы конвоируют группу на сборный пункт.
Мы проходили дальше, к Вильгельмштрассе. Картина одна и та же — колонны пленных, горы сложенного оружия, языки пламени, лижущие развалины домов. Дряхлый немец лопатой отгребает щебень от подвала. Спрашиваю:
— Что там?
— Семья,- отвечает он.
Вскоре из ямы, куда не проникал свет, через отверстие вылезают девять человек. Они тоже довольны: и для них окончился ад. Непривычная тишина на улице несколько пугает их, они осторожно озираются. Потом опять лезут в яму и начинают выкидывать оттуда свои пожитки.
Совсем рядом, через несколько дворов, другая картина. Цивильные немцы набросились на обувной магазин и тащат оттуда обувь на деревянной подошве, кто сколько может. Два наших бойца, оказавшиеся тут, стараются прогнать их, вразумить:
— Теперь тут наши порядки, и грабить нельзя!
Я проехал по многим улицам. Всюду народ. Берлинские женщины стоят на тротуарах, узнают в колоннах пленных своих знакомых и родных, которыми они когда-то гордились как покорителями Европы, от которых получали увесистые посылки из Парижа и Киева, из Праги, Витебска. Теперь «завоеватели» такие жалкие, ощипанные.
Спрашиваем пленных:
— Где Гитлер?
— Говорят, покончил самоубийством.
— А Геббельс?
— Сегодня утром отравился вместе со всей семьей.
Берлин пал. Гарнизон его капитулировал. Но фашисты есть фашисты. На одном заводе засели два генерала с 1500 солдатами и офицерами. Генералы прислали своего парламентера: ¦- Хотим знать условия капитуляции.
Им ответили коротко:
— Если к 17 часам не сдадитесь, откроем огонь из орудий.
Генералы не стали дожидаться артиллерийского залпа.
Весь день по улицам Берлина шли колонны пленных. Шли они и всю ночь. Над рейхстагом полыхало красное знамя — наше Знамя Победы.
2 мая 1945 года.
IV. НАШЕ ПРАВОЕ ДЕЛО ТОРЖЕСТВУЕТ
Трудно передать то душевное состояние, в котором я нахожусь сейчас. Только что отвез на телеграф корреспонденцию в «Известия» о том, как Берлин сдался «на аккорд». На улицах творится нечто стихийно-торжественное. Вдруг гремит залп из винтовок или пистолетов: каждая часть, каждое подразделение по своему усмотрению салютует в честь одержанной победы над самым страшным врагом, какого знало человечество. Из многих домов льется вольная солдатская песня. Поют слаженно, дружно, проникновенно. Приняв фронтовую чарку, сердца победителей потеплели, и душа изливается в песне.
У нас, у писателей и журналистов, тоже не обошлось без песни. Вспомнили мы и о друзьях-товарищах, которым не довелось дойти до Берлина. И вдруг все заговорили об одном: а куда, в какую часть ехать завтра, на какой участок боя? Некуда ехать! Все! Битва у нас на фронте окончилась!
Осталось оформить нашу победу и капитуляцию Германии, съездить в гости в те дивизии и полки, с которыми сдружились за последние месяцы.
А дальше?
В Москву! Домой!
Только что разослали телеграммы корреспондентам центральных газет и агентств на соседних с нами фронтах: приезжайте 5 мая, в
День печати, в Берлин, к рейхстагу!
А сейчас мы, известинцы, всей дружной командой — Всеволод Иванов, Лев Славин, я и недавно приехавший к нам начальник военного отдела газеты полковник Н. А. Баканов — едем в центр поверженного города. Отныне Берлин никогда не должен снова стать центром чудовищного международного разбоя. Этого больше нельзя допустить.
Утро 3 мая 1945 года.
В логове фашистского зверя
Берлинская тишина все еще кажется непривычной — не только советскому солдату, пришедшему сюда с горячими боями, но, пожалуй, и берлинцам. Оборвалась артиллерийская канонада. Умолкли залпы зениток и оглушительные разрывы тяжелых фугасных бомб.
