Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги - [4]

«Блатные» дети жили не в коммуналках, а в отдельных квартирах с ванной. Они носили модные курточки и платьица, катались на дорогих велосипедах и коньках, а некоторых даже – о, ужас – подвозили к школе персональные родительские авто.

Может быть, в те годы и зародилась в Борисе Абрамовиче тяга к красивой, богатой жизни…

«Когда ему было пять или шесть лет, – повествует мать нашего героя, – мы с ним шли по Столешникову переулку. Он увидел там манто в витрине. И он мне говорит: „Мама, вот я вырасту и куплю тебе такое пальто“.

Я говорю: „Ну, спасибо, сынок“. А мы из ломбарда, по-моему, шли, закладывали что-то».

(Справедливости ради, скажу, что «такое пальто» Борис Абрамович матери все-таки купил. Правда, по прошествии почти полувека…)

Несмотря на широко гуляющий миф о его исключительных способностях, учился он довольно средне.

«Я абсолютно ничем в школе не выделялся, – признавался в одном из интервью сам Березовский. – Никогда не был отличником, но никогда не был и троечником».

Дело, конечно, прошлое, но Борис Абрамович, как всегда, немного лукавит. Обнаруженные мной в архивах копии его школьных ведомостей свидетельствуют совсем о другом: троек – в четвертях – у будущего магната имелось с избытком, причем по самому широкому спектру: от пения и русского до алгебры с геометрией. (В аттестате зрелости из 17 оценок тройка у него, впрочем, лишь одна – по литературе.)

Но отметки эти интересны не только тем, что уличают Березовского в некоей детской забывчивости. Куда важнее, что они очень четко передают суть его увлекающейся, разбрасывающейся натуры: по одному и тому же предмету в первой четверти он мог, например, получить пятерку, а в следующей – уже тройку. («Я не могу понять, – удивлялась его учительница математики, – он не знает правила и решает задачки как-то по-своему, а результат получается верным».)

Чем только не увлекался в детстве Борис Абрамович. Ходил во всевозможные кружки и секции. Шесть лет учился играть на баяне (родители, как водится, мечтали вырастить из него пианиста, но в коммуналку, где они тогда жили, пианино не помещалось: пришлось ограничиться компактным баяном, хотя лично я – убей бог – не в силах представить себе Березовского, упоенно растягивающего меха и выводящего «Амурские волны»). Целиком отдавался общественной пионерской работе, с каким-то оголтелым даже энтузиазмом собирая макулатуру и металлолом.

Но самый главный его талант заключался в другом: уже тогда Боря мастерски овладел искусством обмана. Никто в классе не умел врать лучше него: у Березовского это всегда получалось удивительно правдоподобно. Будучи по натуре отъявленным шкодой, он даже после любых, самых дерзких выходок умудрялся выходить сухим из воды. Глядя в его наивные глаза с хлопающими ресницами, учителя – сами собой – уверялись, что уж кто-кто, а этот приличный, интеллигентный мальчик точно не может быть ни в чем замешан. Обычно за проделки Березовского доставалось совсем другим.

Это качество очень пригодится ему в последующей жизни…

Интересная деталь: во всех найденных мной школьных ведомостях – с пятого по десятый классы – в графе «поведение» у Березовского неизменно стоит «пятерка». Вкупе с рассказами его матери о том, что был он «ужасный драчун и все время что-то творил», выглядит это довольно занятно.

Неудивительно, что одноклассники его не любили. Но больше всего Березовскому доставалось от дворовых мальчишек; в их понимании он был дохляком и маменькиным сынком (лет до 16 у Березовского вообще не было секретов от матери; он поверял ей все, даже самые сокровенные свои тайны).

Когда сверстники всерьез поколотили его в первый раз, Боря долго не мог прийти в себя. Мир в его сознании будто раскололся на две половинки. В одной был – уютный дом, заботливая мама и прикрытый салфеткой телевизор. В другой – враждебный двор и хулиганистые подростки. Пионер Березовский никак не мог уразуметь причины такой несправедливости.

Дать сдачи обидчикам он не мог: с детства отличался хилым здоровьем и малым ростом. Но уже тогда Борис Абрамович был столь же сообразительным, сколь и слабым; точно по ломоносовскому закону о сохранении энергии: коли где-то что-то прибывает, значит, где-то что-то убывает. Он очень быстро смекнул: если не хочешь постоянно ходить с синяками, надо как-то мимикрировать, подстраиваться под тех, кто сильнее.

Это с тех самых пор в Березовском выработались черты, хорошо нам теперь известные: подобострастная сгорбленность, тяга к сильным защитникам, торопливое многословие: надо успеть побольше сказать, заболтать противника, лишь бы только не били; страсть к матерщине, которая придавала ему недостающие штрихи мужественности.

А потом он стал старше и с ужасом обнаружил, что одноклассницы тоже уподобляются дворовым хулиганам. Нет, девочки, конечно, Березовского не били: они просто игнорировали его, не замечая – хоть тресни – в упор.

Нашего героя, вступившего уже в пубертатный период, это обстоятельство угнетало до глубины души. Он из кожи вон лез, чтобы привлечь внимание противоположного пола, но ничего путного из этого не выходило.

Юный Березовский был в точности таким же, каким через много лет его узнает страна: сумбурным, невнятным, суетливым. Невысокого роста, сутулый, вечно куда-то спешащий, во рту сплошная «каша» – он, понятно, никак не подходил на роль героя-любовника.