Березонька - [23]

Неприятностей у Борихайзика было вдосталь своих собственных. Нет, со своей супругой Малкой он не ссорился, как водовоз, во всяком случае, весьма редко — он любил ее, да и она не позволяла себе глупостей. Спорить ему приходилось частенько с раввином, с шамесом, даже с властью.

Почему раввин озлился на местечковых жителей, никто не ведал, но однажды он забраковал всю снедь, которую они впрок заготовили на пасху, объявив эту еду трефной, не кошерной, то есть не соответствующей религиозным стандартам. Придрался к тому, что-де перец, который использовали при подготовке пищи, не обладает качествами пасхального продукта. Приказ раввина грозил разорить местечковую бедноту. Борихайзик отважно заступился за нее.

— Беру грех на себя! — объявил он раввину.

Раввин был упрямым, но и Борихайзик не уступал. И завязалась схватка. Раввин тыкал в книгу законов и указывал на параграф, оправдывающий его требование. Борихайзик нашел на той же странице другое место, в котором утверждалось противоположное. Раввин долго не сдавался, но наконец не выдержал и согласился с Борихайзиком.

Захотелось как-то приставу, чтобы евреи носили резать своих кур не домой к Борихайзику, а на бойню, которая находилась в трех километрах от местечка. Борихайзик не послушался пристава и продолжал резать птицу у себя в сарайчике. Однажды урядник застукал Борихайзика за этим занятием и попытался отнять у него халэф — острый нож, однако вместо него заполучил толстый, красный шиш — известную комбинацию из трех пальцев. Борихайзик рассвирепел и в гневе так двинул урядника кулаком, что тот не удержался на ногах. Урядник озлобленно поднялся и молча ушел. Все это произошло на глазах Клары Борисовны. Когда выяснилось, что урядник составил протокол, перепуганный отец помчался к богатейшему в местечке человеку за советом.

Чего только не сделаешь, чтобы спасти резника. Золотая пятерка перекочевала из руки богача в карман пристава, и протокол, составленный урядником, исчез бесследно. Когда урядник попытался было узнать у пристава, почему он не наказывает дерзкого жида, пристав объяснил своему подчиненному:

— Ты глупец, ничего не понимаешь. Без свидетелей твой протокол пустая бумажка, потому-то я и порвал его.

Обиженный урядник направился в Овруч к исправнику — искать справедливости. Исправник прислал комиссию для расследования дела.

Борихайзика немедленно вызвали на допрос.

— Приставу взятку давал?

Вопрос для Борихайзика не был обескураживающим.

— Нет, — отвечал он решительно. — Я пристава и в глаза не видывал.

Все это была правда, ибо золотая пятерка не из рук резника, а из рук богача скользнула в карман пристава.

О том, что Борихайзик опрокинул урядника на землю, речи не было — стыдно было жаловаться: чтобы его, урядника, жидяра пархатый на землю свалил — срам.

Главный следователь комиссии попытался обмануть Борихайзика:

— У меня свидетели есть, что ты давал взятку приставу.

Борихайзик упрямо стоял на своем:

— Я ничего не давал.

— За ложные показания можно попасть в тюрьму. Это знаешь?

— Могу присягнуть чем только хотите.

Борихайзика все-таки заперли в кутузку:

— Вспомни. Подумай. Тебя отсюда не выпустят, пока не скажешь правду.

Борихайзик переночевал в холодной, темной камере. «Первая ночь в тюрьме, как первая ночь в гробу», — к такому выводу пришел он.

Утром — то же самое:

— Подумал? Чистую правду говори!

— Вы принуждаете меня, чтоб я солгал?

— Тебя сгноят на каторге в Сибири! — попытались нагнать страх на резника, но опять никакого результата.

— Так, значит? Сгноить?! Хорошо. Тогда я вновь объясняю: пристава в глаза не видел, взятку ему не давал.

Когда следственная комиссия уехала, пристав просил передать резнику, что, сколько будет жив, будет ему благодарен.

Многие события отцовской жизни разворачивались в присутствии Клары Борисовны, но не все она была в силах понять и осмыслить.

Однажды водовоз, как всегда весело болтая, привел к нему свою корову — резать. Что произошло в тот день, Клара Борисовна узнала много позже. Только лишь на своем смертном одре Борихайзик признался в своем грехе.

Когда Борихайзик опытною рукою мастера сделал то, что обязан делать резник, он неожиданно обнаружил в потрохах коровы иголку. Борихайзик впал в замешательство.

Борихайзику надлежало, как только он обнаружил иголку, сразу же объявить, что корова водовоза порченая, что евреям запрещается потреблять в пищу мясо от этой коровы. Борихайзик и поступил так бы, если б у него не было сердца. Мясо от такой коровы в шесть раз дешевле обычного. А коль так, водовоз потерпит страшный убыток и может попросту пойти по миру. И лишь Борихайзик мог спасти его. Альтернатива причиняла ему невыносимые муки. Резник несет ответственность прежде всего перед богом, а затем уже и перед общиной. А община резнику доверяет. Можно, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, не было иголки, и все тут. В конечном счете, никто не узнает, была она или нет. Но как быть со всевышним? Бога не обманешь. С недосягаемой высоты он видит все, что творится на этом свете.

— Реб Борихайзик, что-нибудь случилось? — перебил его мысли водовоз. — Вы страшно побледнели…