Береговая операция - [26]

В комнату влетела мать. «Васенька, ты уже встал? Очень хорошо. Пойди в ванную, умойся. У нас доктор Львов, он хочет тебя посмотреть».

Вася покорно пошел умываться. Больше всего он сейчас боялся остаться один.

Доктор Львов, невысокий, полный, подвижной человек, в старомодном пенсне, завсегдатай семьи Кокоревых, быстрыми шагами вошел в комнату и, приговаривая заученные на всю жизнь «посмотрим, посмотрим, уверен, что ничего серьезного», заставил Васю снять рубашку и стал внимательно его выслушивать. Потом, несколько раз прочертив кончиком ногтя по Васиной груди, внимательно посмотрел на багровые следы и заключил: «Ничего серьезного, но переутомление. Я бы рекомендовал вам, дорогая Анна Марковна, увезти его на бархатный сезон в Сочи. Там очень хорошо. Я сам туда собираюсь в сентябре и могу за ним понаблюдать. Да и вам не мешает перемена климата, полнеть изволите, а вам не к лицу, обаятельнейшая!»

— Александр Михайлович, но ведь в сентябре у Васи занятия начинаются.

— Отсрочку оформим, отсрочку. Пришлите его в поликлинику, и мы все сделаем как надо.

Анна Марковна пошла проводить врача. Григорьевна принесла Васе завтрак. Только сейчас Вася почувствовал, что основательно проголодался. Он с аппетитом; поел свое излюбленное блюдо — яичницу с колбасой, выпил стакан какао и закурил. По телу разлилась приятная, сытая теплота. Ночные страхи уже казались несерьезными. Дома сидеть не хотелось. Время близилось к полудню. Вася уже подумывал о том, не спуститься ли ему, завести «Москвич» и прокатиться по городу, как в комнату вошла Григорьевна и сказала, что его зовут,

— Кто? — спросил Вася и вдруг почувствовал, как у него оборвалось сердце, в голове промелькнуло: «за мной пришли, дознались про Худаяра».

— Какая-то твоя знакомая по телефону зовет, — равнодушно ответила Григорьевна.

— Здравствуйте, Васенька! Как вы себя чувствуете — услышал он голос Татьяны..

— Танечка, вы?

— Нет, не я, а та, с которой вы собираетесь уехать, на край света.

— Я себя чувствую совсем неплохо. Я так рад, что вы мне позвонили.

— Я не могла быть спокойной, все время тревожилась о вас, вы так плохо вчера вечером выглядели. А тут еще мой деверь, Петр Афанасьевич, позвонил и велел извиниться за него перед вами. Он вчера с машины сошел и даже не поблагодарил вас за розыск злосчастного пропуска. Да, пропуск-то я нашла. И знаете где? Никогда не догадаетесь. Потом скажу, милый. Подождите одну минуту, — зашептала она в трубку, — здесь проходят люди, а мне вам нужно еще что-то очень важное сказать. Вы слушаете меня? Вы сегодня вечером должны со мной отметить маленькое торжество. Какое? Сейчас не скажу. В восемь часов за углом у госпиталя вы будете ждать меня?

— Конечно, буду! — воскликнул Вася.

— Только без машины, — предупредила Татьяна. — Мы пойдем в одно место и задержимся, вам некуда будет машину поставить. Хорошо?

— Конечно! — ответил Вася.

В трубку донесся шепот: «Целую тебя, милый», и послышались прерывистые гудки отбоя,

Вася был вне себя от счастья. Ему хотелось петь, смеяться. Он влетел в комнату матери, обнял ее и закружил. Анна Марковна даже растерялась от неожиданности.

— Что это с тобой, сыночек?

— Я просто очень рад, мамочка, что мы вместе поедем в Сочи. Мне так хотелось там побывать вместе с тобой. Ты ведь у меня такая молодая. Я буду за тобой ухаживать, и все будут завидовать, что у меня такая интересная дама.

Анна Марковна растаяла от сыновней ласки, а Васе именно это и нужно было.

Кататься на «Москвиче» расхотелось. Вася лежал на тахте и мечтал о свидании с Татьяной. «Звонил Татьянин деверь, извинялся. Значит, все хорошо и страхи напрасны».

Только сейчас он вспомнил, что у него в кармане лежит пачка денег. Он вытащил и пересчитал их — две тысячи восемьсот рублей. У него никогда не было столько карманных денег. «Можно не клянчить у матери сторублевки и не стрелять десятки у товарищей», — подумал Вася.

Чингизов, Денисов и Акопян стояли в дверях, глядя на труп Худаяра.

— Спугнули и опоздали, — коротко бросил Чингизов.

— Товарищ майор, я старался действовать как можно осторожнее, — убитым голосом произнес Сурен Акопян.

Не отвечая ему, Чингизов приказал Денисову погасить фонарь. Денисов выключил фонарь, и комната погрузилась в темноту, освещаемую только лунным светом, пробивавшимся через окно.

— Вот что, — сказал Чингизов. — Вы, Акопян, останетесь здесь, в доме. Вы Денисов, пройдете к дороге, Если случится милицейский патруль, оставьте его при себе. К дому никого не подпускайте, могут затоптать следы. Самое лучшее, если до поры до времени никто не будет знать о происшествии и никто не заметит вас, Я вернусь через час.

Чингизов помчался в город, к Любавину. Он коротко доложил ему о происшедшем и, заключая свой доклад, сказал:

— Я виноват. Я не должен был пускать по следам Худаяра молодых оперативников.

Любавин молчал. А Чингизов страшно не любил когда молчал Любавин, уж лучше бы он обругал его. Любавин поднял трубку, набрал чей-то номер:

— Здравствуйте, товарищ капитан. Что слышно о пальто, украденных у Азимова? Следы ведут к Гасану? Кто это? Барыга, скупщик краденого? Ясно. Верные следы? Так. Тогда вам придется поручить немедленно одну или даже две операции. Понимаю. Сейчас договорюсь с вашим непосредственным начальством.