Берегиня - [9]

— Как дела?

Это было традиционным началом нашего разговора. Разумеется, я не спешил докладывать ей о своих докторских буднях, а сразу же начинал сам штурмовать ее вопросами, которые одолевали теперь и днем и ночью. Берегиня прекрасно понимала меня и отвечала довольно вразумительно. Правда, порой я задумывался: не сам ли с собой разговариваю? Но постепенно убедился, что психика моя в порядке. Информация, которую я усваивал, явно шла извне, а не была плодом моего воображения.

Меня тревожили вылазки Берегини на стенку аквариума: при неосторожном движении она могла легко свалиться. Поэтому я приспособил ей на углу аквариума сиденье, своего рода гамачок из полиэтиленовой пленки, в котором она без опаски могла и сидеть, и лежать.

— Загораешь? — улыбался я, увидев ее на пленке.

— Да, — кивала она. То есть, «да» отвечало в моей голове, ее же рот всегда был плотно сомкнут, и я каждый раз удивлялся, каким образом она общается со мной.

— Тебе снятся сны? — интересовался я.

— Снятся.

— Любопытно, что может сниться Берегине?

— Многое. Лес, речка. То есть мой дом, — отвечала она, и мне становилось неловко. Я смущенно успокаивал ее:

— Подожди немного, скоро приедет тетушка в отвезет тебя на твою речку. Только, пожалуйста, больше не любопытствуй и не попадайся на крючок. Все-таки почему никто, кроме меня, не видел вас, русалок?

— Откуда ты знаешь? Вспомни, что говорили о нас в древности.

— Мифы и сказки — плод воображения.

— Неужели ты до сих пор на поверил в мое существование? Мы древнее вас, людей.

— Чепуха, ты из сказки, — возразил я. — Случайная мутация в результате загрязнения окружающей среды.

Она, кажется, обиделась, потому что тут же скрылась в гротике.

— Почему ученым неизвестен твой род-племя? — допытывался я.

Она выглянула из грота, а потом выплыла на середину аквариума.

— Смотри!

Русалочка вдруг задрожала, завибрировала, стала расплываться, терять форму, и через минуту передо мной была уже не Берегиня, а какой-то уродливый головастик.

— Вот это да! — опешил я. И когда она вновь стала русалочкой, поинтересовался, почему она не применила эту предохранительную метаморфозу в то утро, когда я поймал ее. Она объяснила, что зацепилась за корягу, поранилась, и это помешало ей превратиться в лигуха — так назвала она головастика.

— Я открыла тебе слишком много. — Глаза ее погрустнели. — И теперь мне никогда не вырваться на волю.

— Вот оно что, — удивился я. — Так ты хотела, превратившись в лигуха, улизнуть от меня? А что, если бы я спустил этого лигуха в унитаз, а не выбросил в озеро, как ты надеялась?

Я даже зажмурился, представив, чем все могло кончиться. Вновь стало неловко оттого, что держу русалочку в неволе.

— Я, конечно, могу отпустить тебя в озеро, но там вряд ли ты найдешь своих.

— Они есть везде, в любом водоеме. Люди очень озабочены собой, иначе давно бы заметили нас.

— Нет, дорогая, лучше я попозже доставлю тебя туда, откуда взял.

Она встрепенулась и с надеждой спросила:

— Это правда? Ты обещаешь когда-нибудь выпустить меня?

— Конечно, — заверил я.

— С кем ты разговариваешь? — Я не заметил, как в комнату вошла Людмила, и слишком поспешно отскочил от аквариума. — Уж не с Берегиней ли?

— А ты что — ревнуешь? — попытался пошутить я.

Но Людмила была серьезной. Она подошла ко мне, положила на лоб ладонь и неожиданно расплакалась.

— Давай ее выбросим, — сквозь слезы сказала она. — Я чувствую, это все из-за нее. Ты стал каким-то другим, и сам не замечаешь, что с тобой творится. Мне уже и соседи говорят, не заболел ли Виктор Петрович — стал такой бледный, раздражительный.

Я успокаивающе обнял жену и увидел внимательный русалочий взгляд.

— Умоляю тебя, — как можно спокойней сказал я, — без меня ничего не предпринимай, русалка тут ни при чем. Если же с ней что-нибудь случиться, мае будет совсем худо. Дай слово, что не тронешь ее. Ну, хочешь, покажи ее соседям, знакомым. Ты даже не представляешь, как все будут удивляться, как весело станет в нашем доме.

Я тут же понял, что говорю не то, но уже было поздно: Людмила улыбнулась сквозь слезы и кивнула.

Паломничество в наш дом началось с визитов детей. Первыми явились соседские близнецы, проказливые, хулиганистые мальчишки, от которых стонал весь двор. Они восхищенно цокали языками, стоя и сидя возле аквариума, ползая вокруг него по полу и склоняя над ним свои одинаковые вихрастые головы. Я настороженно следил за ними, чтобы чего-нибудь не накуролесили.

Потом потянулись Аленкины подружки, а после и Людмиле захотелось показать русалочку своим сослуживцам и знакомым. Однажды я привел домой главврача и рентгенолога нашей клиники и в полную меру насладился их удивлением и восторгом.

Но никому, даже Людмиле, я не решался поведать о разумности русалки. Я знал, что долго носить в себе этот груз опасно, и с нетерпением ждал из экспедиции своего друга Дроботова. Его восхищения и понимания сейчас очень не хватало, без него тайна исподволь подтачивала меня.

После того, как у нас перебывали чуть ли не все соседи и знакомые, начали раздаваться телефонные звонки: совсем неизвестные нам люди спрашивали, нельзя ли взглянуть на наше чудо. Каждый из абонентов, прежде чем завести об этом разговор, представлялся, кто он, где работает. Можно было подумать, что для русалочки это важно. Вскоре я заметил, что круг наших знакомых пополнился режиссером областного театра, музыковедом, директором цирка, заведующей одним из отделов универмага, спортивным тренером.