Берег ночью - [2]

— Ну, да… Так вот, рассказывали мы всякие страсти, рассказывали, и сами напугались. Знаете, как это бывает? Мне как — то не по себе стало. Ладно, говорю, хватит вам дурака валять. И тут подруга эта моя, Кира, возьми да и скажи «Вот уж не думала я, что ты такая трусиха, Катерина». Я думаю, это она злилась на меня, потому что тоже на моего парня глаз положила. Я и говорю: «Да ты, мол, на себя посмотри. Ты что ли, не боишься? Да ведь ты сейчас от костра на десять шагов не отойдешь!» Ну слово за слово — трусиха, не трусиха. Чем, говорю, докажешь? А она — вон, видишь, тропинку? Сейчас спущусь вниз, в летний поселок, и вернусь обратно. Ну, а парень мой возьми, да и скажи — а заодно захвати нам выпить, вино кончилось. И верно, говорю, а то чем докажешь, что не просидела за ближайшим камнем все это время! Вот она и пошла. Заблудиться там было трудно, хоть и темно было — тропка вела прямиком к летним постройкам.

Старуха задумалась и уставилась перед собой остановившимся взглядом. В ее глазах плясали отблески пламени.

— Может, и моя вина в том была, — сказала она, наконец, — уж очень мне хотелось ее уесть, Киру. Фыркнула она, подхватилась и побежала… а мы остались ждать… рассвет уже наступил, а ее все не было. Потом выяснилось, что до летней стоянки она так и не дошла. Мы ее несколько дней искали — даже в лес заходили, ну, не очень глубоко, конечно… нет — и все. А потом, еще дня через два, она появилась…

Я услышал, как Ждана со свистом втянула воздух, да так и замерла.

— На выгоне, просто подошла к костру и стала на границе света и тени. Стояла, смотрела… страшные были у нее глаза… совсем пустые. Долго так смотрела… а мы на нее. Потом повернулась, и прочь побежала. Ну, кинулись за ней, поймали. Она отбивалась, потом, вроде, успокоилась. И все молча, все время — молча. Только улыбается как — то странно.

— А что с ней стряслось? — спросил Тим.

Он был самым рослым из нас. И вроде как, имел право спрашивать.

— А ты слушай… — она вдруг задумчиво улыбнулась, и лицо ее преобразилось. — Я как раз на свидание бежала. Ночью, понятно. И только выбежала на тропинку — смотрю — кто — то стоит. Темно, не разглядишь. Я думала, это Аким. Думала, он просто раньше меня подошел. Но потом смотрю, нет, кто — то чужой. И вот что странно — совсем темно было, а я почему — то могла ясно разглядеть его лицо. И поначалу даже не испугалась. «Ты кто?» — спрашиваю. — а мы, понятно, уже все между собой перезнакомились, всех знали. «Это неважно», — говорит он таким мягким голосом. «Что ты тут делаешь?» «Киру жду». И тут только я поняла, кто это.

— Кто? — в ужасе повторила Ждана.

— Оборотень, понятно, — буднично ответила бабка. — как есть, оборотень.

Она на миг замолкла. Я представил себе тропинку, озаренную звездным светом и темную колеблющуюся фигуру впереди и сердце у меня странно заныло.

— Я ему и говорю — сгинь, нечистая сила, — продолжала Катерина. — А он поглядел на меня и улыбнулся. «Не бойся», — говорит — «разве ты — Кира?»

— А как он выглядел? — медленно спросил Тим.

— А никак. В точности как человек. Никак. Ну, я и не рассматривала его. Повернулась и назад побежала. Какое уж тут свидание. А назавтра узнала, что Кира и впрямь ушла. Встала ночью, вышла из дому и ушла. Видно, позвал он ее. Пошла за своей душой.

— А где была ее душа? — спросила Ждана.

— Они и забрали. Вот она и пошла, чтобы душа соединилась с телом. Ведь если души нет, какой же ты человек? Просто видимость, подобие.

— Оборотни! — пискнула Ждана. Она съежилась и казалась сейчас еще меньше. — А кто они такие?

Старуха пожала плечами.

— Кто знает? Говорят, они живут за лесом. Или за горами. Иногда подходят к поселкам. Ветер зимой говорит их голосом. Они вынимают у людей душу. А потом выманивают их к себе. На них опасно смотреть. И слушать их опасно.

— А что они делают с теми, кто к ним уходит? — спросил Тим.

— Водят их, — коротко ответила старуха.

— Как это — водят?

— А как ты играешь в куклы?

— Я не играю в куклы, — обиделся Тим. — Что я вам, девчонка?

Но всем все равно было страшно.

Снаружи было уже совсем темно, на сторожевой вышке бил гонг, созывая людей на вечернюю молитву и на ужин, голоса и музыка за стеной надрывались все отчаяннее, пытаясь заглушить вой ветра, пламя в очаге мерцало, а углы просторной комнаты были погружены во мрак. У меня заслезились глаза, как бывает, когда долго смотришь на огонь, горло перехватило, я попытался сделать вдох — и не смог. Видимо, я захрипел, потому что старуха обернулась ко мне, и это было последнее, что я помнил.

Когда я очнулся, все они окружили меня, но близко не подошли — просто, я лежал на полу, а они стояли и смотрели на меня сверху вниз. На лицах у них читалось любопытство вперемежку с брезгливым ужасом.

Я понял, что на меня опять накатило. До сих пор это были вроде как мимолетные обмороки — просто начинала кружиться голова — и тут же все проходило. А тут вдруг такое… словно из — за сверлящего воя ветра мне вдруг стало трудно дышать. Да разве бывает такое из — за шума ветра, какой бы он ни был?

— Припадочный, — брезгливо сказал Тим. — Эй, да он припадочный.

Старуха, странно на меня поглядывая, приподняла мне голову и дала напиться воды. Мне, вроде, стало полегче. Осталось только какое — то ощущение скрытой неловкости, чего — то, от чего нельзя избавиться — можно только постараться забыть.