Берег динозавров - [3]

— Смотри, дело накрылось, — сказал я в восьми дюймах от его уха.

Он воспринял известие спокойно, только медленно повернул голову и посмотрел мне в лицо. У него был высокий узкий лоб, впалые щеки; на сероватой коже лица выделялись вокруг ноздрей белые линии. Глаза напоминали маленькие черные камешки.

— Вы обращаетесь ко мне? — произнес он голосом, более ледяным, чем полярный лед под палаткой Скотта.

— Кто это? — спросил я тоном, который как бы предполагал возможность откровенной беседы между двумя ловкими парнями.

— Кто?

Пока никакой оттепели.

— Вон тот красавец с руками, к которым противно прикоснуться, — уточнил я. — Малыш, с которым я сидел за столиком. Он, кстати, все еще там сидит. Хочет посмотреть, чем все это закончится.

— Вы ошиблись, — произнес черный и отвернулся.

— Не унывай, — продолжал я. — Все мы далеки от совершенства. Мне это видится так: надо бы собраться и обговорить все как следует. Втроем.

Это его проняло. Голова повернулась на миллионную долю дюйма. Он соскользнул с табурета и надел шляпу. Я коснулся ногой трости, когда он потянулся за ней. Она грохнулась на пол. Я нечаянно наступил на нее, когда поднимал. Что-то тихо клацнуло.

— Черт, — ругнулся я. — Извиняюсь и все такое.

Я протянул ему трость. Он схватил ее и направился к туалетной комнате. Я проводил его долгим взглядом и краешком глаза успел заметить, как мой собутыльник спешит к выходу. Я перехватил его в нескольких ярдах от бара на улице и прижал к стене. Он сопротивлялся, но не очень, как сопротивляется человек, не желающий привлекать внимание прохожих.

— Выкладывай все! — велел я. — Я уже переварил ту часть, которая была связана с чтением мыслей. Что дальше?

— Идиот! Опасность все еще не миновала! Я пытаюсь спасти вам жизнь. У вас, что, отсутствует чувство благодарности?

— Если бы только ты был в курсе, приятель… Из-за чего весь этот сыр-бор? Мой костюм не твоего размера. А мелочи у меня в кармане не хватило бы даже на такси до Колвин Корта и обратно. Но, сдается мне, возвращаться не пришлось бы.

— Отпустите! Мы должны уйти с дороги!

Толстяк попытался ударить меня по ноге, и я двинул его под ребра достаточно сильно, чтобы он скрючился и повис на мне, как мешок. Я сделал шаг назад и тут же услышал слабое «хап!», характерное для выстрела пистолета с глушителем, и свист пули, пролетевшей в дюйме от уха. Рядом находилась дверь подъезда. Мы добрались до нее одним прыжком. Малыш опять попытался ударить меня по коленке, и мне пришлось поставить ему пару синяков.

— Не принимай близко к сердцу, посоветовал я. — Пуля меняет дело. Успокойся, и я отпущу шею.

Он кивнул, насколько ему позволял мой палец. Я отпустил его, он шумно задышал и рванул воротник. Круглое лицо было теперь слегка перекошенным, а глаза цвета китайского фарфора смотрели уже далеко не младенчески невинно. Я снял маузер с предохранителя и стал ждать, что произойдет дальше.

Несколько минут растянулись в целые геологические эпохи.

— Он ушел, — глухо произнес малыш. — Дело окончилось неудачей, но они на этом не остановятся. Вам не удалось обмануть смерть, вы только отсрочили ее.

— Поживем — увидим, изрек я. — А теперь — на разведку. Ты первый.

Я подтолкнул его в спину пистолетом. Он вышел — выстрела не последовало. Я рискнул и выглянул на улицу. Ни одного черного плаща в поле зрения.

— Где твоя машина? — спросил я.

Он кивнул в сторону черного «мармона», припаркованного на противоположной стороне. Я провел его через улицу, подождал, пока он сел за руль и забрался на заднее сиденье. Рядом стояли другие машины: огромное количество затемненных окон, что весьма удобно для снайпера. Но все было тихо.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — спросил я.

— Что? Да… конечно.

От старался скрыть, что доволен.

Машину он вел как вдова средних лет после пары уроков. Автомобиль дергался, выскакивал на красный свет — и так через весь город, пока мы не добрались до улицы, которую он называл. Это оказался плохо освещенный тупик, щебенчатая мостовая которого полого поднималась вверх и оканчивалась телефонными столбами. Высокий и узкий дом ясно просматривался на фоне неба, окна казались черными и пустыми. Мы свернули на подъездную дорожку, представляющую собой две полоски потрескавшегося бетона с травой посередине, и объехали дом. Пройдя мимо деревянной лестницы, о которой он говорил, мы подошли к черному ходу. Дверь открылась с трудом, открыв взгляду почерневший линолеум; нас обдало кислым запахом старого капустного супа. Я вошел вслед за ним и остановился, прислушиваясь к несколько напряженной тишине.

— Не беспокойтесь, — сказал малыш. — Здесь никого нет.

Он провел меня через узкий проход мимо потускневшего зеркала, подставки для зонтиков, полки для шляп и дальше вверх по лестнице с черной резиновой дорожкой, закрепленной позеленевшими медными штырями. Доски пола и ступеньки скрипели. Высокие часы остановились на десяти минутах четвертого.

Вышли мы в невысокий зал, оклеенный коричневыми обоями в цветочек. Двери, окрашенные в темный цвет, я увидел благодаря слабому свету, проникающему сквозь шторы на окне.

Он нашел девятый номер, приложил ухо к двери, открыл ее и подтолкнул меня внутрь.