Берберские пираты. История жестоких повелителей Средиземного моря ХV-ХIХ вв. - [11]

«Согласно свидетельствам тех, кто помнил его, Аруджу Барбароссе на момент смерти было около 44 лет. Он был не очень высок, но хорошо сложен и крепок. Его волосы и борода имели ярко-рыжий цвет, он обладал хорошим зрением, его глаза всегда блестели, а взгляд был живым. Он был обладателем орлиного или римского носа, его лицо имело средний цвет – не совсем светлый, но и не смуглый. Арудж был человеком исключительной храбрости, непоколебимым, отважным, благородным, предприимчивым, свободомыслящим, никоим образом не кровожадным, за исключением поля боя, и не жестоким, кроме тех случаев, когда ему не повиновались. Его искренне любили, боялись и уважали солдаты и слуги, горше всех остальных оплакивавшие его смерть и сожалевшие о ней. Он не оставил после себя ни сыновей, ни дочерей. Арудж жил в Берберии на протяжении 14 лет, в течение которых сумел причинить христианам невыразимо серьезный вред».

Глава 5 Хайр-эд-Дин Барбаросса, 1518–1530 гг.

Теперь Арудж Барбаросса, доблестный, импульсивный, безрассудный, солдат удачи, достойный любви, был мертв, и казалось, будто все созданное благодаря его неуемной энергии неизбежно канет в Лету вместе со своим творцом. Судьба Алжира была в руках маркиза де Комареса и испанских солдат – для того чтобы изгнать пиратов из Африки, им нужно было совершить лишь один решительный марш-бросок. Однако войско село на корабль и отправилось обратно в Испанию, маркиз вернулся в свой аванпост в Оране, вследствие чего испанцы лишились такой прекрасной возможности, которая представится им только через триста лет. Если бы данное событие было единичным, его можно было бы посчитать проявлением полнейшей глупости. Алжирцы снова вздохнули спокойно, а их предводитель стал планировать новые завоевания.

Мантия Аруджа оказалась на весьма достойных плечах. Старший брат, несомненно, обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы совершать безрассудные поступки – возглавить штурмовой отряд, взять на абордаж галеон, пикироваться и кричать: «Защищайтесь!», и ему не было равных, но Хайр-эд-Дин, который мог похвастаться такой же храбростью и решительностью, был наделен предусмотрительностью и подобающим государственному деятелю умом, приведшими его к более масштабным свершениям, хотя при этом он не совершил подвигов, связанных с большей опасностью. Он всегда учитывал риски, к которым может привести тот или иной поступок, и никогда без крайней на то необходимости не ввязывался в предприятие, если оно могло закончиться поражением. Однако, когда Хайр-эд-Дин видел, что путь чист, никто, кроме него, не мог нанести столь тяжелых и эффективных ударов.

Уже первое предприятие стало ярким свидетельством его проницательности. Хайр-эд-Дин отправил в Константинополь посла, чтобы тот принес от его имени клятву верности великому господину и попросил его величество защитить новую провинцию Алжир, которую его ничтожный слуга просит включить в состав Османской империи. На это он получил весьма любезный ответ. Селим незадолго до этого захватил Египет, и присоединение Алжира позволяло ему расширить свои африканские владения на запад. Мудрого пирата незамедлительно назначили бейлербеем, или наместником, Алжира (1519) и передали причитавшиеся человеку, занимавшему эту должность, регалии – коня, кривую саблю и флаг с конским хвостом. Кроме того, султан прислал отряд из 2000 янычар, которые должны были помогать новоиспеченному наместнику, и обещал поощрить тех из своих подданных, кто отправится на запад, в Алжир, и поможет укрепить власть пирата.

Бейлербей не мешкая начал бороться с последствиями вреда, причиненного испанцами. Он усилил гарнизоны крепостей, стоявших вдоль побережья – в Мельяне, Шершеле, Тиннисе и Мостаганеме, а также заключил союзы с предводителями наиболее влиятельных арабских племен, живших в глубине материка. Тщетно армада, состоявшая примерно из 50 военных и транспортных кораблей, включая восемь галер, под командованием флотоводца дона Уго де Монкада, высадила состоявшую из ветеранов армию на побережье Алжира. Их вынудили разбить строй и вытеснили обратно, а один из штормов, подаривших берегу столь мрачное название, завершил дело, начатое турецкой сталью (1519). Порты и крепости центральной части Берберии один за другим переходили под власть пирата. Хайр-эд-Дин Барбаросса стал господином Кола, Боны, Константина и смог вернуться к своему любимому занятию – рысканию по морям в поисках христиан, которые могли бы стать его добычей.

Один или два раза в год он выводил в море свои личные 18 прочных галиотов и призывал на помощь других рисковых людей. Привлекаемые славой, которой было овеяно его имя, они прибывали из Леванта, и под началом каждого из них были собственное быстрое судно с командой из крепких мужчин и банда турецких головорезов. Во время таких походов Хайр-эд-Дин был окружен капитанами, которым вскоре суждено было стать знаменитыми независимо от того, чем они промышляли – захватывали корабли или разоряли берег. Среди них были Драгут, Салих-реис, Синан, «еврей из Смирны», которого подозревали в применении черной магии, так как он мог определить угол наклона с помощью поперечного жезла, и грозный разбойник Айдин-реис, которого испанцы называли Качадьябло, или «Дьявол, бьющий дубинкой», хотя правильнее его было бы назвать «Бьющим дубинкой испанцев».