Бенефис и другие юмористические рассказы - [23]

— Ну, если я встану, так тебе не поздоровится, малый! — проговорил Джордж прерывающимся от ярости голосом.

— Что я говорю, не скромен ли он? — сказал повар. — Просто на душе становится хорошо, как его послушаешь! И он был точно такой же, когда его вытащили на берег, и толпа собралась вокруг него, и начали ему пожимать руки и похлопывать по плечу.

— Что же, не понравилось ему это? — осведомился помощник.

— Ну, может быть, они и правда хватили немного через край, — согласился повар. — Один старик, который не мог подойти довольно близко, даже погладил его по голове своей палкой, но все же это делалось от души, в похвалу и в честь ему.

— Я горжусь тобой, Джордж, — сказал шкипер сердечно.

— И мы все также, — подтвердил помощник.

Джордж что-то пробурчал.

— Я выхлопочу ему медаль, — сказал шкипер. — А были там свидетели, повар?

— Сколько угодно, — отвечал тот. — И я всем сказал его имя и адрес: — Шхуна "Джон-Генрих", из Лаймгауза, — говорю, — это так сказать его квартира, а Джордж Купер его имя.

— Ты наболтал чортову пропасть лишнего, вислоухий дурак, — проговорил герой.

— Ну, вот опять его скромность, — сказал повар, многозначительно улыбаясь. — Он просто так и набит скромностью, этот Джордж! Посмотрели бы вы на него, когда какой-то там господин снял с него фортеграфию!

— Снял что? — спросил шкипер, сильно заинтересованный.

— Его фортеграфию, — повторил повар. — Какой-то молодой человек, который снимал виды для газеты. Он снял Джорджа как он был, мокрого, прямо из воды, и потом снял, когда ему уже вытерли лицо, и еще снял, когда он сидел на земле и ругался с каким-то человеком, который спросил у него, очень ли он промок.

— И ты сказал ему, где я живу и что делаю? — прервал Джордж, оборачиваясь к нему и потрясая кулаком. — Ведь сказал?

— Сказал, — просто отвечал повар, — и когда-нибудь ты сам скажешь мне за это спасибо, Джордж.

Тот издал какой-то рев и, вскочив на ноги, бросился без оглядки вниз, на бак, отвесив по пути такой удар в бок встречному матросу, который приятельски потрепал его по плечу, что едва не перешиб ему ребра. Оставшиеся на палубе переглянулись.

— Ну, не знаю, — сказал помощник, пожимая плечами, — но думается мне, что если-б я спас жизнь кому-нибудь из своих ближних, то ничего бы не имел против того, чтоб со мной об этом говорили!

— Вы так думаете? — сказал шкипер, слегка выпрямляясь. — А если когда-нибудь это действительно с вами случится, то пожалуй будете другого мнения.

— Не вижу, почему бы вам знать об этом больше моего, — отрезал помощник.

Шкипер слегка откашлялся.

— В моей жизни были одна или две вещицы, которых я не слишком-то стыжусь, — проговорил он скромно.

— Ну, этим еще хвалиться нечего, — сказал помощник, нарочно делая вид, что не понимает его.

— Я хочу сказать, — резко проговорил шкипер, — что были одна или две вещи, которыми всякий другой стал бы гордиться. Но я горжусь тем, что ни единая живая душа о них не знает!

— Вполне этому верю, — согласился помощник и отошел с вызывающей улыбкой.

Шкипер хотел следовать за ним, чтобы попенять на совершенно излишнюю двусмысленность его замечаний, когда внимание его было привлечено каким-то шумом и возней на баке. Оказалось, что по любезному приглашению повара, помощник шкипера и один из матросов с брига "Прилежный", стоявшего на якоре борт о борт с их шхуной, явились к ним и сошли вниз посмотреть на Джорджа. Но прием, оказанный им там, сильно подорвал репутацию гостеприимства шхуны "Джон-Генрих", и они выбрались поспешно опять на палубу, заявляя во всеуслышание, что не желают более видеть его никогда, во всю свою жизнь, и продолжали громко выкрикивать обидные замечания все время, пока перебирались обратно на борт своего корабля.

Шкипер медленно подошел к лестнице и заглянул вниз, на бак.

— Джордж, — закричал он.

— Сэр? — угрюмо отозвался герой.

— Приди ко мне в каюту, — сказал капитан, отходя. — Я хочу с тобой поговорить.

Джордж встал и, проговорив сначала несколько страшных ругательств по адресу повара, который выдержал их с благородной твердостью, вышел на палубу и последовал за шкипером в каюту.

По приглашению своего начальника, он грузно и неловко опустился на скамью, но лицо его прояснилось и даже расплылось в улыбку, когда шкипер поставил на стол бутылку и два стакана.

— За твое здоровье, Джордж, — сказал шкипер, подвигая к нему полный стакан и поднеся другой ко рту.

— Ваше уважаемое, сэр, — отвечал Джорж, медленно и с наслаждением прополаскивая себе рот ромом, прежде чем проглотить его. Затем он тяжело вздохнул и, поставив пустой стакан на стол, опустил свою большую, косматую голову на грудь.

— Спасение жизни ближних, кажется, не слишком-то тебе по нутру, Джордж, — сказал шкипер. — Я люблю скромность, но ты, по моему, уж пересаливаешь.

— Это не скромность, сэр, — возразил Джордж. — Это проклятая эта фотография! Как подумаю о ней, так всего и обдаст жаром.

— На твоем месте я не стал бы так принимать это к сердцу, Джордж, — сказал шкипер с участием. — Мало ли кто не хорош собой; не в наружности дело.

— Да и я не говорю о наружности, — сказал Джордж очень недовольным тоном. — Моя наружность для меня хороша; каков есть, таков и есть. Но все-таки, именно благодаря наружности, так сказать, я теперь попался, как нельзя хуже!