Бендиго Шефтер - [64]

— Мы-то знаем, но вы — один из деловых людей города. Нам интересно выслушать ваши соображения. Как я понимаю, у вас большой опыт жизни в городках-поселках вроде нашего.

— Их, конечно, можно назвать и так — городами. Но они были городками только до тех пор, пока на этом месте заканчивалась дорога. Пошла дорога вперед, и городка как не бывало. — Он выпрямился. — С радостью приду на совет, мистер Шафтер.

Я прошелся по городу, останавливаясь, чтобы поздороваться и поговорить с людьми. Мне было необходимо познакомиться, понять, сколько помощи и сколько неприятностей я могу ждать от каждого. И я мог многому от них научиться.

Пока все, на что я опирался, собиралось из собственных мыслей, из подслушанных у костров разговоров более опытных людей, а еще из книг, которые мне удалось прочесть: из Блэкстоуна, Плутарха и Локка.

Чем определяется направление человеческой жизни? Наследственностью? Окружением? А может, есть и еще что-то, что в определенных условиях и в нужное время дает какой-то таинственный толчок и направляет человека навстречу всему новому?

Я начинал догадываться, что движение пионеров на Запад само выбирало людей. Те, кто снялся с места, обладали какими-то определенными качествами — хорошими или дурными. Они были смельчаками? Возможно. Или просто их тянуло к упрощению, к примитивным нравам Великого переселения народов?

С незапамятных времен люди передвигались с места на место, но всегда это были переселения народов, племен, или, по крайней мере, каких-то групп. Ими руководили — колдун, вождь, король или генерал, а то и, возможно, мессия. Но в Америке происходило нечто другое. Движение началось благодаря множеству личных решений. Никто не говорил: «Мы поедем». Никто не приказывал: «Будьте готовы, завтра в путь».

Эта тема обсуждалась в тысячах домов, а потом семья из Вирджинии или Пенсильвании, мужчина из Индианы или Огайо, женщина из Миссури — решали отправиться на Запад. Каждый сам по себе, по собственной воле, на свои деньги. Они приезжали в Индепенденс или Фрипорт, где фургоны собирались в обозы. Там они сколачивали группы, выбирали руководителей и отправлялись в тысячемильный путь по пустынным прериям, в путь к дальней цели, что маячила где-то там, впереди, в сверкающих просторах, за полями, лесами, горами — за горизонтом.

Почему одни уезжали, а другие оставались? Не знаю. У Каина дела шли успешно. Он опытный, искусный мастер, он преуспел бы везде — почему он все же решился ехать? А Нили? Раздражительный, не уверенный в себе, всем недовольный — и тем не менее у него хватило воли порвать все узы и двинуться в путь.

В истории не было передвижения, подобного этому.

Многим было суждено погибнуть от рук индейцев, умереть от болезней, жажды, голода и холода. Они гибли, а поток все не иссякал. Он тек на Запад, одолевая песчаные бури, метели, разлившиеся реки. Истощалось их имущество, взятое в путь, — при них оставалось лишь то, что нельзя отнять — привязанность к семье, к закону, церкви и школе, и еще — их независимость. Возможно, единственной их движущей силой — осознанной или нет — была любовь к свободе…

Моя новая работа состояла в поддержании порядка. К власти я не стремился, не хотел никого держать в узде, я хотел лишь одного — чтобы в нашем городе наступил покой.

Без понимания невозможно жить. Понимание — это компромисс. В этом слове нет ничего непристойного. Компромисс — краеугольный камень цивилизации, так же как политика — искусство сделать цивилизацию действенной. Люди никогда не смогут думать одинаково, поэтому каждый должен быть готовым сдать позиции хоть на самую малость, чтобы избежать вражды и войны. Когда мужчина сходится с женщиной и они приспосабливаются друг к другу — это ведь тоже компромисс. Тот, кто без сомнений и колебаний твердо отстаивает свои принципы, чаще всего — просто круглый дурак, фанатик. И пока он носится со своими принципами как курица с яйцом, другие успевают согласовать свои интересы и взгляды и двинуться вперед…

Я медленно шел по городку. Я был настороже, но так и не встретил ни Финнерли, ни Паппина, ни Троттера. Обойдя круг, я вернулся в салун. Там сидел Колли Бенсон. Я присел к нему за столик и угостил его пивом.

— Ты еще здесь? — спросил я.

— Хочешь, чтобы я отсюда убрался? — ухмыльнулся он.

— Нет. Хочу, чтобы остался, — и, поймав его удивленный взгляд, сказал: — Ты честный парень, Колли. На тракте у нас случилось недоразумение, но ты не допустил, чтобы твое ко мне отношение повлияло на общее суждение обо мне. Такие люди нужны в нашем городе.

Он смутился, потом рассмеялся.

— Шафтер, если я тут останусь, могут случиться разные неприятности. Я не подарок, и мы с тобой оба вооружены.

— Головы у нас с тобой тоже есть. Там, на дороге, ты показал, что у тебя с головой все в порядке, Колли. Многие в такой переделке поплатились бы жизнью. Тот парень в кустах держал тебя на мушке, а лучшего стрелка, чем он, на западном берегу Миссисипи не сыскать. Ты поступил разумно. Ведь ты не испугался, просто все взвесил и принял решение.

— Я ведь собирался отнять часть твоего стада.

— Это так. Но, если бы я тебя нанял за ним присматривать, оно было бы в целости и сохранности. Ты не вор, Колли.