Бём-Баверк как критик Маркса - [6]
Так Бём смешивает повсюду естественные условия с общественными. Это проявляется особенно ясно в его перечне тех общих свойств, которые ещё имеются у товаров. Тут перед нами пёстрая смесь: факт присвоения есть юридическое выражение исторических отношений, которые мы должны предполагать для того, чтобы вообще был возможен обмен благ; это — «доэкономический» факт; каким образом он может стать количественным мерилом, совершенно непонятно. Быть продуктом природы — это естественное свойство товаров, которое опять-таки никоим образом не делает их сравнимыми в количественном отношении. Что они, далее, являются объектом потребности и по отношению к ней могут быть более или менее редкими — образует их потребительную ценность; ибо относительная редкость делает их субъективно предметом оценки и, следовательно, потребительной ценностью, в то время как объективно, с общественной точки зрения, их редкость есть функция затраты труда и в её величине находит себе объективное мерило.
Как в предыдущем Бём не различает естественных и общественных определений товара, так в дальнейшем он смешивает точку зрения на труд, поскольку последний создаёт потребительные ценности, с точкой зрения на труд, поскольку он создаёт ценность, и находит затем новое противоречие закона ценности с опытом, о котором Маркс, однако, с диалектической ловкостью говорит как о незначительном варианте своего тезиса, тогда как оно является-де прямым опровержением этого последнего.
Маркс говорит, что сложный труд равен определённому количеству простого труда. Далее он учил, что вещи, приравниваемые друг другу в обмене, должны иметь «нечто общее в равном количестве, и что этим общим является труд, измеряемый временем. Однако факты отнюдь не согласуются с этим требованием. Ибо сложный труд, например, в произведении скульптора вовсе не содержит в себе простого труда, не говоря уже об определённом количестве простого труда, которое можно было бы приравнять, например, к пятидневному труду рабочего в каменоломне. Трезвая истина (действительно, весьма трезвая!) говорит, что оба продукта воплощают различные виды труда в различном количестве: это — полная противоположность тому положению, на котором настаивает Маркс, будто они воплощают одинаковые количества труда одного и того же рода».
Мы должны здесь мимоходом заметить, что «одинаковые количества», т. е. количественное равенство здесь не играет роли. Дело идёт только о сравнимости различных видов труда, следовательно, о возможности их сведения к одной и той же единице, следовательно, об их качественном равенстве.
Правда, продолжает Бём, Маркс говорит: «опыт показывает, что такое сведе́ние сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его ценность делает его равным продукту простого труда и, следовательно, сама представляет лишь определённое количество простого труда. Различные пропорции, в которых различные виды труда сводятся к простому труду, как к единице их измерения, устанавливаются общественным процессом за спиной производителей и потому кажутся последним установленными обычаем»9.
Однако, по Бёму, эта апелляции к опыту и к ценности означает только порочный круг в объяснении. Ибо предметом опыта являются отношения обмена; почему, например, труд скульптора ценится в пять раз выше простого труда? Маркс говорит, что труд скульптора представляет пятикратную ценность: этому нас учит опыт, который показывает, что это сведе́ние совершается в общественном процессе. Однако, как раз этот общественный процесс, пишет Бём, и должен быть объяснён. Если бы фактически меновым отношением было 1:3, а не 1:5, то Маркс-де рекомендовал бы нам принять этот масштаб редукции, как установленный опытом… Мы, резюмирует Бём, таким образом, не узнаём ровно ничего о действительной причине — почему продукты различных видов труда обмениваются в том или ином отношении. В этом решающем пункте закон ценности нам изменяет.
Это и есть то знаменитое возражение, которое не один только Бём выдвигает с такой настойчивостью. Всякий «мыслящий» читатель, существование коего Маркс со своим известным «социальным оптимизмом» предполагает в предисловии (нам кажется, что это единственное необоснованное предположение, когда-либо сделанное Марксом), чувствует в этом пункте пробел, и на этот пробел делались указания даже из «более или менее марксистского» лагеря — Бернштейном, К. Шмидтом и Каутским.
Присмотримся поближе к вопросу. Прежде всего сам Бём говорит, что различие состоит только в том, что в одном случае мы имеем дело со сложным, а в другом случае — с простым трудом. Таким образом ясно, что различие в величине ценности должно быть сведено к различию труда. Тот же самый продукт природы может в одном случае быть предметом простого труда, а в другом случае — сложного и, смотря по этому, получить бо́льшую или меньшую ценность. Следовательно, логического противоречия с законом ценности здесь вовсе не имеется. Речь может идти только о том, необходимо ли отыскание масштаба для сведения сложного труда к простому, и не являются ли возникающие при этом затруднения совершенно непреодолимыми, так что, предположив, что нам необходимо знать этот масштаб, мы должны были бы, в случае неудачи, считать самое понятие ценности непригодным для объяснения экономических процессов.
“Была Прибалтика – стала Прое#алтика”, – такой крепкой поговоркой спустя четверть века после распада СССР описывают положение дел в своих странах жители независимых Литвы, Латвии и Эстонии. Регион, который считался самым продвинутым и успешным в Советском Союзе, теперь превратился в двойную периферию. России до Прибалтики больше нет дела – это не мост, который мог бы соединить пространство между Владивостоком и Лиссабоном, а геополитический буфер. В свою очередь и в «большой» Европе от «бедных родственников» не в восторге – к прибалтийским странам относятся как к глухой малонаселенной окраине на восточной границе Евросоюза с сильно запущенными внутренними проблемами и фобиями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Власть в США принадлежит корпорациям, а в самих корпорациях все подчинено генеральному директору. Как вышло, что некогда скромные управленцы, чья основная задача — изо дня в день работать на интересы акционеров и инвесторов, вдруг превратились в героев первых полос деловой и «глянцевой» прессы? Почему объем их вознаграждения — десятки миллионов долларов — сравним с доходами деятелей шоу-бизнеса или спортсменов? На каком основании гендиректор, при котором акции компании упали в цене, все равно, покидая свой пост, получает солидное выходное пособие? О причинах сложившейся ситуации и о том, как ее изменить, рассуждает юрист и бизнесмен, посвятивший себя борьбе за права акционеров. Корпократия (лат.
Мы публикуем расшифровку публичной лекции Александра Аузана, прочитанной им 13 мая 2004 в клубе Bilingua. Александр Аузан, как и Виталий Найшуль, в научной своей ипостаси – институциональный экономист. Знание, которое оба лектора предъявляли на публичных лекциях, – прагматично и не несет непосредственно в себе ценности (действует по формуле “если .., то…”). Если для Найшуля либерализм – самая эффективная форма социального принуждения, то для Аузана гражданское общество – метод работы с “внешними эффектами”: государство действует посредством принуждения, бизнес - посредством купли-продажи, гражданское общество – посредством установления прав контрагентов и достижения многосторонних договоренностей.
Социально-экономический строй Страны Восходящего Солнца ещё в середине XIX века представлял собой классический тип феодальных отношений. Условным рубежом, отделяющим Японию феодальную от Японии капиталистической, является незавершённая буржуазная революция 1867–1868 годов, в результате которой была свергнута власть ставленника сёгунов правителя Токугава и и восстановлены легитимные права японского монарха. Годы правления взошедшего на трон императора Муцухито в японской историографии получили название «эры Мэйдзи».