Зашуршал снег. Нилгыкин вскочил, загривок вздыбился.
— Сядь! — властно сказал охотник. Волк присел и завыл.
— Знаю! — сказал Егор. — Потерпи. Из расщелины, переваливаясь, вышел Градков, пожмурился на яркий свет, глянул на Майского и заулыбался. Потом сказал волку:
— Иди, папаша, все в порядке. Прими поздравления.
Он прошел к ручью, сунул дрожащие руки в желтую воду, ополоснул и бросил пару горстей в лицо.
— Чего там стряслось? — не выдержал Егор.
— Врачебная тайна. — Градков улыбнулся. — А ты, в общем, угадал. Природа. Больно крупный первый сынок у нашего приятеля. Лоба-а-а-стый! Вырастет — красавец будет.— Градков отряхнул руки, вытер их о полы полушубка, потом кивнул на волка, напряженно ждущего их ухода: — Ты все ему сказал, Жора? Объяснил ситуацию?
— Ну. Беседовал. Вежливый, не перебивает. Не как другие.
— Жорка, дорогой, я все твои истории десятый год слушаю. Сейчас еще одну заложишь в память. Только не забывай, что почти в каждой я тоже участвовал. А ему-то в охотку... Пошли, друг.
Они с трудом перебрались через прибывающий на глазах поток, нахватали в сапоги будоражащей весенней воды и зашагали к вездеходу, махнув Нилгыкину на прощание шапками.
Рисунок М. Салтыкова