Белый ветер - [23]

Наташа подошла, невозмутимо взяла его под руку и сказала:

— Я заставила ждать? Ты прости…

При виде этой сцены Цуриков едва не упал с лестницы.

Наконец Левашов пришел в себя, путаясь в словах, познакомил Наташу со своими друзьями и их спутницами. Они направились к своему столику.

Едва успели сесть — наступил Новый год. Наступил, как обычно, в звоне бокалов, в криках, возгласах, в той веселой застольной суете, в которой обычно он приходит к людям.

Постепенно праздничное веселье захватило всех. Левашов все время танцевал с Наташей; Розанов за столом вел с печальной брюнеткой какой-то очень интересный, но, видимо, далекий от новогодних тем разговор. Цуриков кружился в вальсе со своей восторженной партнершей, немного пугаясь ее бьющего через край темперамента.

Во время одного из перерывов, когда музыканты удалились на отдых, к столику друзей подошел полковник Одинцов. Нетерпеливым жестом усадив вскочивших курсантов и познакомившись с их спутницами, он заговорил своим знаменитым на все училище и, пожалуй, даже на весь округ басом:

— Ну что, сынки, кончается ваш курсантский год, грядет офицерский?

— Так точно, товарищ полковник! — бодро ответил Розанов и осторожно добавил: — Если, конечно, сдадим выпускные экзамены.

— А чего ж вам их не сдать? В случае войны придется вражеские крепости брать — неужели такую крепость, как экзамены, не возьмете! Да вон невесты образованные у вас, небось все студентки? Ну, даже мне стыдно за каждого из вас будет: жена с высшим образованием, а муж не дотянул… — прищурился он хитровато.

Тут уж ничего нельзя было возразить, об этом все знали заранее: полковник Одинцов принципиально считал, что курсанты-старшекурсники пришли на встречу Нового года с будущими женами, и не стеснялся говорить об этом. За столиками третьекурсников начальник училища ни на какие будущие отношения курсантов и их подруг не намекал, а вот за столом выпускного курса он рубил сплеча.

— Ну, Цуриков, когда свадьба, выпуска-то дождешься?

Не растерявшийся от его допроса Цуриков без конца повторял: «Так точно!», «Ясно!», «Будет сделано!» — а восторженная блондинка от слов полковника пришла в еще больший восторг и жеманно поддакивала.

Левашов, ожидая своей очереди, сидел ни жив ни мертв, иногда бросая на Наташу умоляющие взгляды. «Что будет? Что сейчас будет?» — с ужасом думал он.

Но начальник училища отвлекся.

— Да, сынки, — вслух размышлял он, — в мое время было легче. На ком мы, бравые командиры, женились? Прежде всего, на официантках, на медсестричках, на радистках. Народ не избалованный, со специальностью военной, ну не военной, так гарнизонной. Так-то… Не было проблем. Куда пошлют — туда и жена, ей всюду одинаково, лишь бы с милым. — Он помолчал, и по выражению его лица трудно было определить, говорит он серьезно или иронизирует. — А теперь что? — продолжал полковник. — Теперь все они, — он ласково посмотрел на девушек, — с высшим, а то и с аспирантурой. Со сложной профессией. Вот вы кем будете? — спросил он спутницу Цурикова. — Врач? Ну, врач — это хорошо, врач всюду работу найдет. А вы? — обратился он к Наташе. — Преподаватель французского? Уже сложнее дело. Сложнее. Пошлют вот тебя в глушь, где и школы нет, — он ткнул Левашова пальцем в грудь, — чем она займется? — И он положил руку на плечо Наташи. — Ведь им театр нужен, кино, музыка… Где она там такое платье носить будет? Что поделаешь, сынки, в такой век живем — научно-техническая революция. Войска разбросаны по всей нашей необъятной Рассеюшке, в глухомани, в недоступных местах, где за сто верст иной раз жилья нет. Так-то.

Он опять помолчал. Заиграл оркестр, но бас полковника легко перекрывал его. Впрочем, никто не торопился. Начальника училища слушали внимательно: за его безобидными шутками и отвлеченными рассуждениями таился большой жизненный опыт, которым он делился со своими воспитанниками.

— Вот я вам расскажу случай, — снова заговорил Одинцов. — Летели мы как-то с одним генералом из инспекции. Из мест ох каких глухих. Вы и представить себе не можете, что бывают такие. Только взлетели — буран; в двухстах километрах посадили нас на таежном аэродроме. Начальник гарнизона в гости приглашает — оказывается, мы с корабля на бал — 13 января, старый Новый год. И обратили мы внимание на одну официантку, красоты необыкновенной, почти как вы, — полковник с серьезным видом указал на Наташу. — Вышла официантка, мы начальника гарнизона расспрашиваем — кто такая. Он головой покачал и поведал. Прислали к ним офицера, это его жена, актриса она. Все бросила. «Буду декабристкой!» — говорит. Приехала. А мужа из этого гарнизона еще дальше назначили. Там не то что театров, там и деревень-то нет. Одни медведи. И вот — часть воинская. Ответственная часть. Он к жене только и наезжал по воскресеньям. А ей что делать? Пошла работать официанткой… — Полковник помолчал. — Официанткой стала, а декабристкой — нет. Обманула она своего мужа. К другому ушла. Вот я и говорю: стоило ли замуж выходить, если не уверена, что на всю жизнь полюбила? Раньше-то небось невесты клялись, когда под венец шли: «Буду ему верной женой в болезни и горе». В церкви мы, конечно, не венчаемся, а вот клятву такую неплохо бы и в наше время давать… — Полковник сделал паузу и закончил другим, жестким тоном: — Жизнь военного не центральный проспект, на нем не всегда огни да иллюминации. И темные тупички будут, и переулки немощеные. Если выберешь офицера, так уж будь любезна приготовиться к любой дороге. Вы-то вот, — неожиданно повернулся он к Наташе, — не побоитесь?