Белый рыцарь - [18]

В этом-то и крылась причина столь явного довольства достопочтенного господина Уэстона, который не в силах был сдержать широкую ухмылку, помимо воли расползавшуюся на его лице.

Кристиану вместе с матерью и сестрой, а также его дедом, старым герцогом Уэстовером, чтобы без лишней огласки добраться до Литл Бидлингтона, пришлось выехать из Лондона на рассвете, в специально нанятом ради такого случая экипаже. И если бы не Элеанор, оживлённой болтовнёй отмечавшая все сколько-нибудь интересные места, мимо которых они проезжали, то за всю дорогу не было бы произнесено и полслова.

Сразу же по прибытии в деревню слуга герцога отправился к викарию и поднял того прямо с постели, сунув ему под нос специальную брачную лицензию, выданную и подписанную самим архиепископом.

Викарий, в нелепо скособоченном ночном колпаке, враз сбросил с себя сонный морок.

— О, это такая большая честь для меня — провести для вас службу, ваша светлость, — бодро заявил он и после нехитрой процедуры утреннего омовения облачился в приличествующие своему сану одеяния с такой живостью, что привёл всех в искреннее изумление. И вот теперь господин Уэстон стоял перед алтарём, счастливо осклабясь, обрадованный столь нежданно свалившейся на него удачей.

Молодая леди — будущая супруга Кристиана — должна была прибыть сюда в собственном экипаже в сопровождении своего дяди. Конечно, если она всё ещё собиралась тут появиться. Сам Кристиан в ожидании невесты стоял в церкви самом конце узкого центрального прохода. Он перевёл взгляд на герцога, который в совершенном одиночестве сидел на первой из длинной череды церковных скамей, крепко сжимая рукой набалдашник трости. И Кристиан вдруг подумал, что дед, верно, сейчас внутренне ликует, празднуя свой триумф, сумев-таки прожить достаточно долго, чтобы прийти сюда сегодня, в день, которого терпеливо ждал долгие двадцать девять лет. Если раньше он терялся в догадках, почему дед не требовал от него выполнения его части сделки, то сейчас Кристиан наконец-то это понял. Стоило лишь взглянуть на пустующее место возле старого герцога и вспомнить какой сегодня день. Двадцать лет назад, этого же числа и месяца умер отец Кристиана. А было тогда Кристоферу Уиклиффу двадцать девять лет. Так что старый лис всё подгадал верно: и возраст Кристиана, и даже дату свадьбы, которая приходилась ровно на тот же день, когда герцог потерял единственного сына, и вот теперь он хотел взыскать долг по сделке, которую заключил с внуком. Око за око… зуб за зуб… жизнь за жизнь…

Тягостные воспоминания о том ужасном дне, долгие годы похороненные в самом дальнем уголке его памяти, снова выбирались на свет невзирая на то, что Кристиан всячески этому противился. Даже теперь, спустя столько лет, перед его глазами вставала картина: толпа скорбящих родственников — все они приехали к ним в поместье из Лондона, чтобы отдать усопшему последний долг, — и как они жмутся друг к другу под раскидистыми ветвями могучих уэстоверских вязов, безуспешно пытаясь укрыться от капель дождя. Как можно забыть смертельный холод того дня, пробиравшего его до самых костей, и ледяную воду, натёкшую за шиворот с ветвей деревьев, и густой промозглый туман, словно плотным саваном укрывшего фамильный погост Уиклиффов. Но при этом он никогда даже не пытался забыть, как звонил по покойнику церковный колокол, традиционно отмерив девять ударов, а затем ещё двадцать девять — по одному за каждый год недолгой жизни Кристофера Уиклиффа.

Затем семья объявила, что покойный маркиз сгорел от скоротечной лихорадки, и все этому поверили. Правда, может, никто из них так никогда и не усомнился в этом, увидев на похоронах вновь испечённого девятилетнего маркиза, который, дрожа под холодным дождём, стоял рядом со своим величественным дедом-герцогом.

Кристиан перевёл взгляд с деда на обеих своих дам: они предпочли устроиться чуть поодаль, по другую сторону от прохода. Его мать — Фрэнсис, леди Найтон — в своё время слыла первой красавицей, вдохновлявшей своей красотой поэтов, и слава бесспорной законодательницы мод закрепилась за ней в свете на многие годы. Теперь же её некогда густые, переливавшиеся на солнце, словно дорогой соболий мех, тёмно-каштановые волосы тронула седина, а бледная кожа лица утратила былую гладкость. Но, всё равно, она продолжала привлекать к себе внимание всякий раз, когда выезжала в свет, по-прежнему являя собой образец элегантности, изящества и красоты.

Впрочем, после смерти мужа вдова бόльшую часть времени держалась вдали от суеты лондонского общества, проводя дни за чтением Библии или в безмолвных молитвах. И прошедших двадцати лет не хватило, чтобы ушла печаль из её глаз, из-за чего Кристиан часто думал, что в тот день убили не только его отца, но и душу его матери, так и не смогла полностью оправиться от потери мужа. Долгие месяцы после смерти маркиза домочадцы не находили себе места, опасаясь, что несчастная может что-нибудь сделать с собой. И только потом Кристиан понял, что единственным якорем, удерживавшим убитую горем женщину от рокового шага, был невинный ребёнок, которого она носила под сердцем — любимая дочь и его будущая сестра, Элеанор.