Белый реванш - [25]

Подъезжая к дому, он уже издали заметил припаркованную у ворот серебристую «Тойоту» Джины. Район у них был хороший, чистый, можно было оставлять машину прямо на улице. И соседи подходящие – через два дома живет судья, а прямо напротив коттедж известного сенатора. Так что полиция следит за порядком, практически раз в полчаса по улице проезжает полицейская машина.

Джина уже стояла на крыльце и ждала, когда Александер войдет в дом.

– Здравствуй, любимая, как дела?

– Ты знаешь, я сегодня была у врача, – Джина прижалась к Александеру и посмотрела ему прямо в глаза, затем нежно поцеловала в губы и прямиком выложила все, что хотела сказать: – У нас будет маленький.

– Милая! – Александер чуть не задохнулся от радости и, подхватив супругу на руки, внес ее в дом.

– Кто тебе сказал, что мы идем по суше, кретин?! Ты хоть смотрел на карту, когда прокладывал маршрут?! – гремел старый Боальбек, устраивая разнос старпому.

– Якорь мне в задницу! Точно, перепутал отметки. Сейчас перепроверю, – это уже Дитрих. В голосе ни капли раскаяния, знает, что капитан покричит и успокоится. Они уже не первый рейс вместе, привыкли, пообтерлись.

– Перепутал! Каракатица сушеная! Крокодил опухший! Нечего было пить, как янки! Чтоб через пять минут знал, где мы находимся. – Вслед за этой фразой послышались удаляющиеся шаги и затем скрип трапа.

Невольно став свидетелем этого диалога, Генри чуть не расхохотался. Ему всегда импонировали свободные нравы, царящие на таких вот судах небольших компаний. Вчера на «Маркизе» праздновали день рождения старпома. Хорошо отмечали. Благо еще в Сурабае загрузили целый ящик виски. Так что недостатка в спиртном не было. Но море есть море, и сколько бы вчера ни выпили, сегодня все были на местах и в меру сил и возможностей исполняли свои обязанности.

Интересно, а кто ночью на вахте стоял? Генри хорошо помнил, что в дрейф не ложились, судно всю ночь держало ход. Значит, на мостике никого не было, разве что старый Боальбек под утро вспомнил, что они в море, а не у причала. Да, нравилась Генри такая непосредственность и фатализм моряков Индонезийских линий.

Наконец Генри надоело валяться на койке, он спустил ноги на пол, нашел свои кроссовки, затем пригладил растрепавшиеся волосы и направился на палубу. Морское путешествие длилось второй день. Судно неторопливо ползло вдоль побережья Явы, по планам уже завтра они должны прийти в Джакарту. Всего два дня морского путешествия, но зато спокойный размеренный ритм жизни, чистый соленый морской воздух, яркое южное солнце. И жара в море переносилась гораздо лучше, чем на берегу. Это была одна из причин, по которым Генри выбрал морской путь.

А если честно, он просто решил немного отдохнуть, набраться новых впечатлений, расслабиться. Коллеги по Фирме называли Генри романтиком. Так оно и было. И это несмотря на работу, с которой слово «романтика» казалось несовместимым. Генри это прекрасно понимал, но ломать свой характер не хотел, человек должен иметь отдушину, маленький уголок, опутанный колючей проволокой и с табличкой «Частная собственность! Посторонним вход категорически запрещен!». Правда, начальство отмечало склонность сотрудника к необдуманному риску и его любовь к внешним эффектам. Чего только стоило вчерашнее шоу с бутылкой питьевой воды! Жаль, зрители не знали, что было растворено в воде. Впрочем, Генри не жаловался, он играл чисто из любви к искусству. В Джакарте ему оставалось опустошить еще один флакончик «Дифенс» – и можно будет возвращаться домой.

На палубе чувствовался легкий освежающий ветерок. Генри обратил внимание на группу матросов, безмятежно лежавших прямо на палубном настиле под баковым тентом. На небе не было ни облачка, солнечные блики сверкали на верхушках волн, в небе кружили чайки и альбатросы. До слуха доносилось приглушенное гудение дизелей, стук волн о корпус судна, ритмично поскрипывали грузовые стрелы. Благодать! Именно ради таких мгновений и стоило жить.

Подняв голову и повернувшись в сторону мостика, Генри увидел помятого Дитриха, склонившегося над пеленгатором. Таких вещей, как система GPS, на «Сиамской маркизе» отродясь не было, радар работал от случая к случаю. Так что определяться приходилось по береговым ориентирам, да еще по радиомаякам.

Судно держало курс прямо на запад, всего в полутора милях по левому борту лежал небольшой, покрытый зеленью остров, один из тысяч составлявших Яванский архипелаг. С правого борта расстилалось Яванское море. Южные моря, романтика!

Дитрих, до этого сосредоточенно изучавший штурманские таблицы, вдруг замер, еще раз приник к окулярам пеленгатора, а затем громко заорал, размахивая руками. Генри не ожидал такого проявления темперамента от флегматичного голландца. На крик из рубки выскочил капитан, матросы на баке заволновались, через минуту они столпились у борта, оживленно жестикулируя, показывая куда-то вдаль. Их голоса звучали тревожно.

Генри не знал ни индонезийского, ни голландского языка, на котором сейчас обменивались короткими фразами капитан и старпом, но ему было любопытно, что же такое привлекло всеобщее внимание. Он подошел к борту и, прикрыв глаза рукой от солнечных бликов, вгляделся в даль. Сначала он видел только волны и полосу мангровых зарослей вдоль берега, затем глаз различил пенные следы и темные низкие силуэты, то скрывавшиеся из глаз, то опять поднимавшиеся над волнами. Точно, от острова наперерез курсу судна шли три быстроходных катера. Береговая охрана или пираты, других причин для беспокойства быть не могло.