Белый Паук - [13]
Я боролся только потому, что любой человек продолжает бороться, пока в нем есть жизнь. Я все еще держал веревку одной рукой, настроенный сделать все, что было в моих силах, чтобы удержать Фрица. В то же время я начал задаваться вопросом, были ли мы уже настолько высоко на «Пауке», что он не докатится до скал, а останется висеть на ледовом склоне, если сорвется, пролетит мимо меня и повиснет на всей длине веревки двадцатью метрами ниже?
И смогу ли я выдержать удар, если Фриц врежется в меня? Все эти мысли были спокойны, без доли паники или отчаяния. На это у меня просто не было времени. Когда Фриц сорвется? Казалось, я стоял в этом сокрушающем, летящем Аду долгие годы. Может, камни перебили веревку, и Фриц, улетел, лишившись страховки? Нет, если бы это случилось, конец веревки упал бы ко мне. А она была все еще натянута вверх, значит, Фриц еще каким-то образом держался…
Давление уменьшилось, но у меня не было времени сделать вдох или крикнуть прежде, чем последовала следующая лавина. Ее ярость превысила неистовство первой, она должна была покончить с нами. Даже эта констатация факта была почти объективна. Было странно, что никакие важные мысли не тревожили меня, типа того, что я бы мог добиться большего в своей жизни. Не было и сцен из жизни, пробегающих перед глазами.
Мои мысли были почти банальны, смешны и незначительны. Я чувствовал небольшую обиду на то, что критики и умники, а также Гриндельвальдский могильщик, который причислил нас, как и всех тех, кто пытается покорить Северную Стену, к своим клиентам, были правы. Тогда я вспомнил несчастный случай на Западной Стене Штурцхан в горах Тотен, годы назад.
Я пробовал пройти ту трудную стену зимой и упал на 45 метров. И в том случае, моя жизнь не пробежала у меня перед глазами, и у меня также не возникло чувство отчаяния из-за того, что я очень любил жизнь. Неужели все меняется, когда переступаешь эту черту? И теперь, я был все еще жив; мой рюкзак по-прежнему защищал мою голову; веревка все еще была продернута через карабин; и Фриц еще пока не упал.
Тогда новое, невероятное, и в этот раз потрясающее осознание пришло ко мне. Напор лавины прекратился. Снег и лед звенели далеко внизу. Даже яростный рев шторма казался теперь, когда лавина утихла, нежным шепотом.
И тут, вибрируя, через серый туман, раздались первые крики, подхваченные утесами, окружающими «Паук» и донесенные людям, едва способным осознать невероятную правду. Выкрикивались имена, и голоса отвечали: «Фриц! Хайни! Андерль! Вигерль!» Я осознал, что мы все живы. Они были все живы, и я тоже. Самое большое чудо Айгера произошло. «Белый Паук» не взял жертв.
Но было ли это действительно чудо? Гора была добра? Верно ли было сказать, что «Паук» пожалел жизни своих жертв?
Айгер. Фото Lawrie Brand
Альпинисты не сверхчеловеки, они — вполне прозаичные люди. Такие размышления могут быть объяснены только первым всплеском радости возвращения к жизни; они не имеют шанса на то, чтобы отрезвить наше мировоззрение. Чудо и милосердие не в моде у природы, тем более в горах, сегодня были результатом желания человека поступить правильно даже в моменты самой страшной опасности.
Разве можно сказать, что нам просто повезло? Известный человек однажды сказал: «В конечном счете, везет тому, кто борется до конца». Я не столь самонадеян, чтобы утверждать, что мы, альпинисты, всегда используем полностью все возможности. Но мне кажется, что одно из высказываний Альфреда Вегенера соответствует нашей ситуации на «Пауке» Айгера как нельзя лучше.
Он говорил: «Удача — последняя пуля в барабане». Наш револьвер был пуст…. Каспарек стоял на 20 метров выше меня на ледовом склоне. Когда он услышал приближение лавины, он моментально попытался забить ледовый крюк. У него не было времени, чтобы испугаться даже на долю секунды. Крюк был забит только на несколько сантиметров в лед, и весьма непрочно, когда пошла первая лавина. Несмотря на опасность, даже в то время, когда лавина с ревом неслась вниз, на него, он думал о недобитом крюке. Он должен был быть забит надежно, он не должен был вырваться под ударом несущихся каскадом масс снега и льда, и падающих камней; поэтому Каспарек держал его, прикрывая рукой.
Камни били его по руке, срывая кожу. Он испытывал ужасную боль, но его желание удержать крюк было больше. И в течение короткого перерыва между первой и второй лавиной, он всадил крюк в лед до кольца, и быстро вщелкнул в него самостраховку. И именно поэтому Фриц не сорвался… И только потом, когда напряженность момента прошла, я вспомнил, что я тоже пристегнулся самостраховкой к своему крюку для большей надежности в течение этого же перерыва.
Лавина застала Хекмайера и Фёрга врасплох, на скальном выступе, приблизительно на 20 метров ниже утеса, возвышающего над «Пауком». Благодаря форме выступа, лавина разделилась недалеко от них на два отдельных потока, но снег, и ледовая крошка, летящие вниз по каждому из них, были достаточно сильны, чтобы смести альпинистов со своего пути. Ни один из них не мог организовать себе самостраховку, забив крюк, не только потому, что не было времени, но и потому, что у них не было ни одного крюка.
