Белый отряд - [88]

— Ну, а на другой день?

— Клянусь, мы долго не канителились, а поспешили обратно в Бордо, куда и прибыли благополучно вместе с королем Франции и моей периной. Я продал свою добычу, mes garçons, и получил столько золота, сколько мог унести, и в течение недели жег по двенадцать восковых свечей на алтаре святого Андрея, ибо если ты забываешь о божьих святых в дни удач, они легко могут забыть о тебе, когда будут позарез нужны. Я же подарил святому Андрею сто девятнадцать фунтов воску, а так как он был человеком очень справедливым, то не сомневаюсь, что он возместит их полным весом, если понадобится.

— Скажите, достойный Эйлвард, — обратился к нему с другого конца зала молодой румяный лучник, — из-за чего произошло это великое сражение?

— Эх ты, дурья голова, — да из-за того, кому носить французскую корону, из-за чего же еще?

— А я думал, может, из-за твоей перины…

— Если уж я доберусь до тебя, Сайлас, то как бы я не отхлестал тебя ремнем по плечам, — отозвался Эйлвард под общий хохот. — Но теперь пора, цыплята, на насест, раз смельчаки уже начали бунтовать против старших, да и час поздний, Саймон.

— Подожди, споем еще одну песню.

— Здесь Арнольд из Соулея, он споет песню не хуже любого лучника из Отряда.

— Нет, у нас тут есть один — лучше его в этом деле не найдешь, — сказал Хаутейн, кладя руку на плечо Большого Джона. — Я слышал, как он пел на корабле, у него голос будто волны, когда они бурно накатывают на берег. Прошу вас, друг, спойте нам «Колокола Милтона» или, если хотите, «Дочь франклина».

Хордл Джон вытер губы обратной стороной ладони, уставился в угол потолка и рявкнул так, что от звуков его голоса заметалось пламя факелов; он запел, как его и просили, южную балладу.

Решил франклин изведать свет,

Не мил его девчонке свет:

Ушел дружок. Она одна.

Но верность сохранит она! 

Пришел к ней рыцарь — плащ до пят,

И латы под плащом блестят.

Но, хоть колено он склонил.

К любви девчонку не склонил. 

Оруженосец к ней пришел,

На нем малиновый камзол.

Играл он нежно, сладко пел.

Но в деле мало преуспел. 

Пришел богач купец, одет

В кафтан и бархатный берет.

Но лавки, полные добра.

Не принесли ему добра. 

Пришел к ней лучник — добрый друг,

В руках колчан и меткий лук,

В кармане пять монет всего…

Девчонка, берегись его! 

Ох, кто-то волю дал слезам,

А кто-то рыскал по лесам…

А лучник в дальней стороне

С девчонкой скачет на коне.

Восторженно заревели слушатели, затопали ногами, застучали кружками об пол — видимо, им особенно пришлась по вкусу эта песня, а Джон скромно склонился над квартой и четырьмя гигантскими глотками осушил ее всю.

— Я пел эту песню в пивной Хордла, когда еще и не помышлял сам стать лучником, — пояснил он.

— Наполните свои кружки! — воскликнул Черный Саймон, погружая собственный кубок в стоявший перед ним открытый бочонок. — Последнюю здравицу за Белый отряд и за каждого храброго воина, который идет под алыми розами Лоринга.

— Пью за тис, за коноплю и за гусиные перья, — сказал старый, седой лучник, сидевший справа.

— Пью за мирный исход, за испанского короля и за отряд в двести сорок человек, — заявил другой.

— Пью за кровавую войну, — крикнул еще кто-то, — многие пойдут и немногие вернутся!

— За то, чтобы сталью добыть побольше золота, — возгласил пятый.

— А последний тост — за властительниц наших сердец, — предложил Эйлвард. — Пусть будет тверда наша рука и верен глаз, ребята; двух кварт на брата хватит.

С возгласами, шутками и песнями все вышли из зала, и снова в «Розе Гиени» воцарилась мирная тишина.

Глава XXIII Как Англия сражалась на турнире в Бордо

Добрые горожане Бордо настолько привыкли к военным играм и рыцарским турнирам, что обыкновенная схватка или состязание были для них не в диковинку. Прославленный и блестящий двор Принца привлекал странствующих рыцарей и поклонников оружия из всех стран Европы. Во время долгих состязаний на берегах Гаронны не раз происходили странные бои, когда тевтонский рыцарь, только что покорявший язычников-пруссов, гнался за рыцарем Калатравы, закаленным постоянной борьбой с маврами, или португальцы схватывались со скандинавскими воинами, прибывшими с самых дальних побережий Ледовитого океана. В Бордо развевалось не одно иноземное знамя с символами и гербами придунайских стран, а также дикой Литвы и горных крепостей Венгрии, ибо рыцари имелись всюду, независимо от климата или нации, и не было страны настолько дикой, чтобы слава и имя Принца не стали известны в ней от края и до края.

И все-таки город и округ были охвачены волнением, когда стало известно, что в третью среду рождественского поста состоятся поединки и что пять английских рыцарей объявили о своей готовности сразиться со всеми желающими. Это великое состязание знатных и прославленных воинов, национальный характер состязания, а также то обстоятельство, что это была как бы последняя проба оружия перед войной, обещавшей быть жаркой и кровавой, — все делало турнир одним из самых значительных и блестящих зрелищ, какие когда-либо видел город Бордо. Накануне знаменательного дня крестьяне шли в него толпами со всего медокского округа, и луговины за стенами города белели множеством палаток тех, кто не смог найти более теплого жилья. Из дальнего лагеря в Даксе, из Блайе, Буржа, Либурна, Сент-Эмильона, Кастильона, Сен-Макэра, Кардийака, Риона и всей группы этих цветущих городов, считавших Бордо как бы своей матерью, двигался беспрерывный поток людей — верхами и пешими, и все они стремились в славный город. Утром того дня, когда должен был начаться турнир, вокруг арены и на низком травянистом берегу реки собралось не менее восьмидесяти тысяч, и они смотрели на поле предстоящих схваток.