Белый лебедь - [62]

Именно так и пытался поступить Брэдфорд Хоторн, но его младший отпрыск расстроил все его планы, с удовольствием рассказывая всем и каждому о том, какой образ жизни он ведет. За это Брэдфорд возненавидел его лютой ненавистью. И все знали, что сын отвечает ему тем же.

Грейсону все это было хорошо известно. Он пытался помирить отца с сыном, пытался заставить их объясниться. Но оба с одинаковым упорством не желали говорить о том, что положило конец их отношениям.

Лукас достал приглашение, красиво вытисненное на толстой бумаге.

— Это тебе.

Грейсон быстро прочел его.

— Маскарад, — проговорил он, качая головой, — в «Найтингейлз гейт». — Он нахмурился. — Благоразумно ли это?

— Да ладно тебе, братец, — увещевал его Лукас. Его забавляла реакция брата. — Ты удивишься, когда увидишь, сколько твоих знакомых посещают это мое ежегодное мероприятие.

— Похоже, это прекрасная возможность для бостонской полиции без особых трудов заполнить тюремные камеры. — Лукас в ответ рассмеялся и вдруг удивленно спросил:

— Кто это? — Он смотрел на собаку, доверчиво прижавшуюся к ногам Грейсона в отлично выглаженных фланелевых брюках.

Покосившись на любимицу Софи, Грейсон проворчал:

— Пополнение в рядах домочадцев. — Собака завиляла хвостом и заскулила. Лукас присел на корточки и провел рукой по покрытой шрамами шкуре.

— У тебя такой вид, дружок, будто ты пару раз побывал в хорошей переделке и пообщался с плохими людьми.

— Эта собака уже прощалась с жизнью, когда ее подобрала Софи, — объяснил Грейсон, вспомнив о судорожном дыхании у себя на груди и не подумав о том, что он говорит.

Лукас выпрямился с недоуменным видом.

— Софи?

Грейсон оторвался от своих воспоминаний.

— Да, Софи. Она вернулась.

— Малышка Софи Уэнтуорт! И у Софи есть собака. — Лукас громко рассмеялся, потом внимательно посмотрел на брата. — У тебя, между прочим, такой вид, будто ты собираешься сокрушить все вокруг. И не говори мне, что это из-за собаки.

— Если уж ты так хочешь знать, то именно Софи вносит в мою жизнь смуту. Но это к делу не относится. Лукас снова рассмеялся.

— Софи всегда обладала способностью вносить в жизнь беспокойство. Бог мой, я сто лет ее не видел! Она все такая же? Растрепанные буйные кудри, слишком большие для ее лица глаза? И рюшечки! Уверен, она больше не носит такого количества рюшечек, ведь она в них была похожа на овцу.

Грейсон улыбнулся:

— Нет, на овцу она теперь не похожа. Она выросла и превратилась в красивую женщину.

— Хотелось бы мне ее повидать.

— Я не вижу иной возможности, разве что ты как-нибудь придешь сюда пообедать. В «Найтингейлз гейт» ты ее, разумеется, не увидишь.

— Почему бы и нет? Приведи ее сегодня вечером на маскарад. Никто не узнает, что это ты.

— Никто не узнает, что это я, потому что этому не бывать.

Лукас опять расхохотался.

— На днях я все равно отведу тебя туда, братец!

После ухода Лукаса Грейсон постоял некоторое время в дверях, пока не услышал, как рядом с ним поскуливает собака. Он бросил приглашение на стол и присел на корточки.

— Что такое, девочка?

Собака уткнулась носом ему в бедро. Грейсон усмехнулся и взлохматил ее мех.

— Тебе нужна ласка, да? К сожалению, мне пора уходить. Но сначала я должен найти себе костюм. — Он стал подниматься по лестнице, но на этот раз, когда собака попробовала пойти за ним, он поднял руку: — Стоять.

И собака остановилась.

— Тебя явно кто-то учил, дружок. Но кто? Есть ли у тебя семья, которая тебя разыскивает?

Собака лизнула ему руку и легла на мраморный пол, а Грейсон поднялся наверх.

Софи вернулась домой за минуту до того, как пошел дождь. Щеки у нее порозовели, руки ныли от холода. Придется хорошенько согреть их, прежде чем приступить к игре.

Снимая шляпу, она с удивлением увидела, что Милаша терпеливо лежит на полу в холле. Милаша, как она стала звать свою дорогую псину, чувствовала себя намного лучше, но до полного выздоровления было еще далеко.

Они дали второе объявление о найденной собаке, но опять никто не откликнулся. И хотя Софи обещала себе, что не привяжется к собаке, она знала, что уже привязалась. Каждую ночь Милаша спала в ее комнате и каждое утро спускалась за ней вниз послушать ее музыку. Как тень. Как некая постоянная величина. Как некто, кто действительно любит ее ради нее самой, вне зависимости от того, как она выглядит или как играет.

Софи зажмурилась, чтобы остановить слезы. Ее переполняли любовь и надежда. Никогда в жизни у нее не было никого, кого она могла бы любить. Виолончель не в счет, потому что инструмент не способен отвечать ей взаимностью. Она любила свою свиту, но ведь это было совсем другое. Она им нравится, она им дорога, быть может. Но суть в том, что стоит ей перестать платить им жалованье, как ее «друзья» исчезнут.

— Ты все время ждала меня здесь? — спросила она, кладя шляпу на столик.

Милаша подползла к ней, давая понять, что соскучилась. Софи рассмеялась и погладила ее по голове.

— Только немножко, а потом мне нужно будет позаниматься.

Последнее время она играла очень мало. Она просто не могла провести смычком по струнам. Всякий раз, принимаясь за «Вальс лебедей» или даже за «Гнездышко любви», она начинала грезить наяву о том, как будет исполнять Баха.