Белый лебедь - [13]

Конрад был прав в одном. Этому сборищу прихлебателей придется отсюда уехать.

И опять его пронзила резкая, отчетливая мысль — это не то, что ему нужно. Не такая жена. Но тут Софи подняла глаза и увидела его. Он заметил, что она удивилась. Заметил радостный трепет, пусть мимолетный, перед тем как она извлекла из инструмента неровный звук, и музыка замерла после резкого диссонанса.

Глядя на нее теперь, он ощутил внутри себя то же необъяснимое волнение, которое испытал несколько минут назад.

— Не останавливайтесь из-за меня, — тихо попросил он. Его обдало жаром, когда она посмотрела на него тем особенным взглядом, который он столько лет не мог забыть.

Высокая женщина повернулась, чтобы взглянуть на него, но не позаботилась спустить ноги с подлокотника. Дурно одетая женщина уронила блокнот, быстро нагнулась и начала суетливо собирать свои бумаги. Генри изумленно поднял глаза. Софи даже не шевельнулась.

— Что это вы играли? — спросил Грейсон, глядя на ее полуоткрытые полные губы и жемчужно-белые зубы, из-за которых виднелся розовый язык. Его охватило желание узнать вкус ее губ.

Его слова вырвали ее из того мира, в котором она находилась, и она резко закрыла рот.

— Это вещь, переложенная для меня из «Травиаты».

— Из оперы? Мне казалось, что оперу поют. — Ее губы растянулись в ломкой улыбке, словно он ее обидел.

— Довольно часто популярные фрагменты из опер аранжируют для соло на музыкальных инструментах. Музыканты все время это делают. Уверена, что даже Пабло Казальс неоднократно делал это.

Он чувствовал, что это щекотливая тема, хотя и не понимал, откуда взялось такое ощущение.

— Без сомнения. Все равно, ваша интерпретация очень хороша, и я поражен тем, сколько приходится прилагать усилий, чтобы играть на виолончели.

Чопорная особа тяжело вздохнула. Знойная цыкнула. Софи резко вскинула голову и взглянула на маленького человечка.

— А вы говорили мне, Генри, что я достигла совершенной легкости!

Вид у человечка был смущенный.

— Милая, что же мне оставалось делать? Мы ведь только вчера приехали. Вам нужно время, чтобы расслабиться.

— Я хотел сказать комплимент, — проговорил Грейсон, и четыре пары сердитых глаз уставились на него.

Свет упал на Софи, и он впервые заметил, что выглядит она усталой и обеспокоенной, словно провела бессонную ночь. Неожиданно его это встревожило.

Она вздохнула, словно справившись со своим огорчением, потом кивнула.

— Благодарю вас, но слушатель ни в коей мере не должен чувствовать, скольких усилий стоит музыканту исполнение. Слушатель может понимать, что произведение сложное, но музыкант должен играть так, чтобы музыка лилась как бы сама по себе, — объяснила она.

Она отставила виолончель в сторону, положив смычок на маленький столик красного дерева — длинную, тонкую полоску с белой канифолью, выделяющуюся на поверхности стола, как мел.

— Вы должны только воспринимать звук и чувствовать то, что он заставляет вас почувствовать. Понимаете? — Прежде чем он успел ответить, она опять заговорила.

— И кроме того, понимаете ли вы, что вам следовало бы постучать? — спросила она, вызывающе подняв изящную бровь.

Грейсон сдержал смешок, радуясь, что настроение у него улучшается. Она была красива, хотя и дерзка, как всегда.

Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.

— Во-первых, я стучал, а во-вторых, вряд ли это обязательно, потому что в конце концов это мой дом.

Софи взяла чашку с чаем, протянутую ей Маргарет.

— Значит, вы все еще это утверждаете? Я давно жду, когда же вы затопаете ногами, как трехлетний ребенок, и швырнете в меня чем-нибудь.

Все засмеялись. Грейсон молча смотрел на нее, не желая поддаваться соблазну, а она сидела в кресле, подобрав под себя ноги и глядя на него поверх чашки, точно прелестная маленькая нимфа.

Затем он сказал:

— Вчера ночью я побывал у вашего отца.

— Для чего? Чтобы поболтать? — язвительно спросила она.

Он нахмурился.

Софи смотрела на него, шаловливо скривив губы и явно получая удовольствие от этой темы.

— Впрочем, вы никогда не были склонны к болтовне. Возможно, вы и сейчас этого не любите, но все же вы уже не прежний. Хм… выглядите вы неплохо. — Некоторое время она рассматривала его. — Наверное, дело в волосах. Они длиннее, чем мне представлялось. — Внезапно глаза ее засмеялись. — Вы что, уклоняетесь от исполнения долга, Грейсон Хоторн?

Грейсон стиснул челюсти, его добрые намерения не раздражаться вылетели в окно, когда маленький человечек громко рассмеялся.

— Уклоняюсь от исполнения долга? — сердито переспросил он.

— Ну, сейчас ведь почти полдень, а вы не за работой. — Она взяла с блюдца кусок сахара и сунула в рот. — Должно быть, — прошепелявила она, грызя сахар, — вы потеряли работу и дом и поэтому переехали сюда, чтобы сэкономить деньги. Мой отец, судя по всему, на недельку уехал из города и разрешил вам пожить здесь, а вы чересчур горды, чтобы признаться, что погрязли в долгах.

— О-ох, — задумчиво протянул Генри. — Прекрасный сюжет для длинного рассказа.

— Для статьи, — уточнила Маргарет. Диндра изучала свои ногти.

— «Хороший адвокат в плохом положении». Я думаю, это будет недурно выглядеть в вечерней газете.