Белый квадрат. Захват судьбы - [60]

Спиридонов бережно взял журавлика и принюхался. Запах он узнал сразу – это были Клавушкины духи. До сих пор он не замечал на журавлике этого запаха. Но почему…

Тьфу ты… Спиридонова осенило. Конечно, никакой мистики: ведь дневник с журавликом лежали в том же ящике стола, где хранилась коробочка для бенто. А в ней – Клавушкина рукавичка. Вот запах и перешел.

Спиридонов вернул журавлика на прежнее место.

– А где можно купить ее, эту «Красную Москву»? – спросил он.

– В ГУМе, – ответила Варя. – И на Арбате, а еще…

Она осеклась и с подозрением посмотрела на Спиридонова:

– А вам зачем?

– Тебе подарю, – озорно хмыкнул Спиридонов. – Раз уж они тебе так по душе.

Варя зарделась, словно мак:

– Ну что вы! Это же очень дорого!

– Разговорчики! – в шутку приструнил ее Спиридонов, повысив голос до «командного». – Куда мне деньги девать, бобылю? А у тебя и так радостей в жизни немного. «Человек создан для счастья, как птица для полета» – кто сказал?

– Горький? – неуверенно предположила Варя.

– Короленко, – поправил ее Спиридонов. – И чему вас только в школе милиции учат!

Он открыл ящик и положил книжицу поверх блокнотика. Потом закрыл ящик на ключ – тот, кто выкинул столик, не только не вынул из него деньги (теперь, правда, совершенно бесполезные), но и оставил в замке ключик. Очень кстати.

Варя оживилась:

– Виктор Афанасьевич, спасибо вам. Я про эти духи мечтаю…

«Ну ребенок, сущий ребенок», – подумал про нее Спиридонов, но вслух ничего не сказал.

– Я, наверное, много болтаю, – спохватилась вдруг Варя. – Но мне все так интересно!

– И что же тебе интересно? – быстро ухватился за эту реплику Спиридонов.

– Что это за ткань на обложке? – сразу же спросила Варя. К Спиридонову вернулось спокойствие. В конце концов, это же Варя, та Варя, которая всеми силами вытаскивала его с того света!

– Понятия не имею, – честно признался он. – Мой учитель был японцем, значит, что-то японское.

– Японец писал на польском? – не поверила Варя.

– Он был очень образованным и полжизни прожил в Европе, – стал объяснять Спиридонов. – Он даже учился во Франции, в Сорбонне.

– Расскажите мне эту историю! – У Вари загорелись глаза.

– Не сейчас, – ответил Спиридонов, отходя к зеркалу причесаться. Волосы почему-то не хотели ложиться ровно. – История длинная.

– А что за коробочка? – продолжала допытываться Варя.

– Японская, для завтрака, – ответил Спиридонов. – У меня там револьвер.

Об остальном содержимом коробочки он умолчал.

– Здорово! – восхитилась Варя. – А что за блокнотик?

– Много вопросов задаешь, пичужка, – засмеялся Спиридонов, обернувшись к ней и взяв ее лицо двумя пальцами за подбородок. – Посмотри, как у меня волосы лежат, а то в этом зеркале все кажется, что криво…

– Это потому, что зеркало в темной части комнаты, – ответила Варя и, осмелившись, поправила ему непослушную прядь. – Давайте его в эркер перевесим?

– А оно там не закоптится? – всерьез обеспокоился Спиридонов. – От курева моего?

– А вы бы курили поменьше, – с простодушным кокетством не упустила своего Варя и рассмеялась, продемонстрировав остренькие зубки.

* * *

В Большом театре давали «Саломею» Рихарда Штрауса.

Для Вари, никогда не видевшей музыкальных спектаклей, эта драма из библейских времен действительно была как волшебная сказка – прекрасные декорации, ослепительные костюмы и голоса, создающие чарующе-напряженное действие. Сказка непонятная – опера была на немецком, но Спиридонов, видя интерес в глазах Вари, взялся переводить ей, обнаружив, кстати, что изрядно подзабыл немецкий.

Однако изначальную библейскую историю он знал, потому там, где не мог перевести, вспоминал и додумывал. Музыкальная драма на Варю подействовала удивительным образом: очень оживленная в начале, она становилась все задумчивее и грустнее, а в конце едва не заплакала, во всяком случае, глаза ее подозрительно заблестели. Спиридонов не стал спрашивать, что с ней, было и так понятно, да к тому же он заметил Колю Власика с молодой женой, поздоровался – и поспешил увести Варю прочь. Во избежание ненужных вопросов, да той и самой хотелось на свежий воздух.

Они решили прогуляться пешком и пошли по Малой Дмитровке. Сначала молчали, затем стали обсуждать оперу. На удивление, Варя, без знания языка и библейской истории, только со слов Спиридонова, поняла гораздо больше, чем можно было бы ожидать. Хотя герои оперы у нее никак не ассоциировались с библейскими персонажами.

– Жаль его, конечно, – рассуждала Варя. – Но ее мне тоже жаль.

– Почему? – не утерпев, спросил Спиридонов. Он хотел слышать, что она скажет. Любому, наверное, жаль эту юную, прекрасную деву, пусть она и Саломея… Но ему было интересно мнение Вари.

Через минуту он пожалел об этом.

– Потому что любить без взаимности, без надежды быть вместе – это так больно, – ответила Варя, и боль, о которой она говорила, отразилась в ее глазах ярче, чем свет электрических фонарей. – Она не заслужила этого! Она была молодая, прекрасная, она все бы пожертвовала для него. Что ему стоило дать ей хоть немного места в своей жизни? Пусть не жены, не любовницы, пусть просто…

«Помощницы?» – неловко добавил мысленно Спиридонов и испугался.