Белый крест - [91]

— Переведи ему: мне нужны только детали. То, что он уже рассказал другим, мне известно. Может быть, он вспомнил за это время что-нибудь новое.

Ответ старика был коротким.

— Он сказал: всех убили. А его оставили.

— Оставили? Так и сказал — «оставили»?

На этот раз тирада старика звучала продолжительно.

— Говорит, он подумал, им нужны были молодые мужчины, а старик не нужен. Поэтому его оставили, так он думал. А потом узнал, что всех убили. Он говорит, это очень странно.

Мурманцев почувствовал раздражение. Невероятно. В зафиксированных показаниях китайца ничего этого не было. Непрофессионализм тех, кто допрашивал старика до него, слишком бросался в глаза. Никто не удосужился поинтересоваться, что сам свидетель думает об этом похищении.

— Спроси, — сказал он, — те, кто напал на них, — они его видели?

Старик говорил минуты три, при этом энергично кивал, глядя на Мурманцева, будто хотел убедить его в чем-то.

— Он сказал: они пришли и начали угрожать оружием. Он сумел спрятаться в трюме. Завалил себя рыбой, только оставил дырку смотреть. Только не заметил, что борода торчала. Потом увидел, как туда спустился один из тех, в черных халатах, с оружием. Он осмотрел трюм и рыбу, долго смотрел. Потом старик увидел его глаза. Тот человек смотрел прямо на него, в дырку. Потом его позвали сверху, он крикнул в ответ и ушел. Старик подумал, что этот человек его все-таки не заметил. Когда они улетели, он долго ждал. Потом стал вылезать и увидел, что борода торчала между рыбой. Тогда он и подумал, что им нужны были молодые мужчины, а не старики с седыми бородами. Все остальные рыбаки были молодые, сильные.

— Разве он не знает, для чего уль-уйцы похищают людей? Им все равно, молодой или дряхлый.

Донг перевел. Старик как будто смутился, снова взял плошку, стал прихлебывать. И явно не имел желания отвечать на вопрос.

— Это были не уль-уйцы? — догадался Мурманцев.

После того как вопрос был переведен, китаец медленно склонил голову в знак согласия, поставил чашку на пол, скрестил руки на груди.

— Спроси его, почему он так решил.

Старик выслушал Донга, отвернулся и бросил несколько резких, отрывистых слов.

— Он сказал: это были русские, — растерянно произнес Донг.

— Переведи ему, — жестко проговорил Мурманцев, — мне нужно знать все. И пусть смотрит мне в глаза.

Китаец нехотя повернул голову, но в глаза Мурманцеву упорно не смотрел.

— Он говорит, это были русские, потому что он узнал язык. Он говорит, что учился в школе и умеет писать. В деревне он самый грамотный после старейшины и знает слова из других языков.

Похвальба старого китайца звучала жалко.

— Пусть скажет что-нибудь по-русски.

Донг перевел требование.

Старик выпрямился, облизнул губы, погладил сверху донизу свою длинную бороду. И произнес:

— Трасите, дасидани, сарь, Моска, одьин, дыва, тыри, амба, осинь плехо, посел на фиг.

Китаец замолчал, очень гордый собой.

Мурманцев раздраженно вытер пот, лезущий в глаза, и поинтересовался:

— И какие из этих слов он слышал от черных халатов?

Старик разразился речью, в которой под конец Мурманцев уловил сочетание «на фиг».

— Он сказал: они не очень много говорили, и сначала он не знал, кто они. Их кожа была не желтой, а коричневой, как от солнца. Когда того человека, который пришел в трюм, позвали сверху, он крикнул в ответ слово «на фиг». Старик знает, что это слово означает ругательство. Русское ругательство.

Мурманцев задумался. С одной стороны, лингвистические познания невежественного рыбака не могли вызывать доверия, все это выглядело чересчур смешно. С другой — старика намеренно оставили в свидетелях. Предположение, что человек в черном халате пожалел его, не стал выдавать — весьма сомнительно, учитывая контекст. Поэтому ничего случайного в действиях этих людей быть не могло. Если свидетелю — сознательно оставляемому — подкидывают зацепку для тех, кто будет расследовать дело, значит, это действительно было слово «на фиг». Даже если бы старик не знал выражения «посел на фиг» — его должна была узнать русская сторона, проводящая следствие. Мурманцев сообразил, что забрался в тупик. Очередная бессмысленность. Для чего сообщать — или внушать — русской стороне, что похищение совершено русскими? Не мог ли старик чего-то напутать?

— Попроси его еще раз сказать это слово, — обратился он к Донгу. — Поотчетливей.

Старик повторил. Потом еще раз. И еще. Как старая заезженная пластинка на древнем патефоне. И каждый раз тянул букву «и», гундосил на «г». При четвертом повторе Мурманцева осенило.

— Nothing. Nothing. Это сказал тот человек?

Китаец кивнул, явно не почувствовав никакой разницы.

— Лингвист хренов, чтоб тебя… — вырвалось у Мурманцева.

Он поднялся с циновки и махнул Донгу.

— Идем.

Старый китаец проводил их взглядом, в котором смешались наивная деревенская хитрость, пренебрежение и почтительность. Потом снова взялся за свою плошку с непонятным варевом.

На улице перед домом все еще сидела дочь старика, видимо, решив провести тут целый день, горюя и злобясь. Младенца при ней уже не было, но из выреза рубахи по-прежнему выглядывал коричневый сосок. Мурманцев порылся в кармане, вытащил бумажку в пять рублей и сунул в руку женщине. На местные юани их можно было обменять в любом магазине. Она приняла деньги молча, даже не подняла голову.