Белый ковчег - [15]
БОРЩЕВИК. Тебе решать, Вера.
СТАРУХА. Так хорошо уйти сейчас с тобой, Вадим! Господи, как хорошо и совсем не страшно! Я не думала, что это может быть так прекрасно. Я подойду к тебе: ты ведь возьмешь меня за руку, правда? (Медленно идет к борщевику).
БОРЩЕВИК. Да, Вера. Я возьму тебя за руку, и ты уже не вернешься.
СТАРУХА. И не нужно! Зачем? Я так долго здесь была… Вот только как же Фома – без меня? Как же бросить его? Он умрет без надежды: он не понимает… Он не знает…
БОРЩЕВИК. Мы все уходим. И всегда кого-то бросаем. (Свет постепенно гаснет).
СТАРУХА. Да. Ты бросил меня; я бросаю его, и все – правильно. Конечно! Мы и в смерти думаем только о себе. Ну до чего же мы малы, Господи! Мы – совсем дети. Но чьи? Чьи мы дети? Где же рука твоя? Где твоя рука?!
Вторая картина
Декорация та же. В своем кресле неподвижно сидит Старуха с закрытыми глазами. Светает. Слышен рев подъехавшего мотоцикла. Входит Дана, всматривается в лицо Старухи, касается ее, вздрагивает, крестится и начинает петь пасхальный светилен на сербский напев. Входит Иван с велосипедом, слушает.
ДАНА.(Поет). Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи, тридневен воскресл еси, Адама воздвиг от тли, и упразднив смерть: Пасха нетления, мира спасение.
ИВАН.(Дане) Эта песня – о воскресении из мертвых. Вы верите, что ее (показывая на Старуху) ожидает воскресение?
ДАНА. Моя мама пела это всегда. Когда я была маленькая малышка, я жила с моей мамой в монастыре, а одна старая монахиня учила меня. Моя мама была немножко не в уме и говорила так, что все люди имеют воскресение, когда Христос приходит на землю. Старая монахиня говорила не так, но я верила моей маме. Сейчас я больше не умею верить то, что такой, кто насилует и убивает, имеет воскресение. Но эта женщина (показывая на Старуху) имеет воскресение, когда Христос будет приходить на землю, я верю это.
ИВАН. А я верю вам. У нее будет воскресение.
ДАНА. Почему ты веришь мне? Ты видишь меня первый раз.
ИВАН. Я вижу вашу тайну.
ДАНА. Тайну?! Какая моя тайна?
ИВАН.(Берет со стола матрешку) Взгляните на эту игрушку. Это – человек, каким он виден всем. (Развинчивает большую матрешку, берет среднюю). Это – человек, каким он виден только себе самому. (Развинчивает среднюю матрешку, берет куколку). А это – тайна. Это – человек, каким и сам он себя почти не видит, пока живет на земле. Это – человек неуничтожимый: он не распадается ни на какие части. Это – вечный ребенок внутри человека. Он движет вашей жизнью, что бы вы с ней ни делали. Я вижу сейчас того ребенок, что жил в теле этой старой женщины. Он еще – здесь, совсем рядом, и слышит нас.
ДАНА. И ты видишь такого ребенка во мне?
ИВАН. Да.
ДАНА. Какой он?
ИВАН. Он – светлый. Но есть черная точка – маленький сгусток тьмы. Он может взорваться и заполнить вас в один миг.
ДАНА. Что такое – эта черная точка?
ИВАН. Жажда мести. Мучительное, жгучее чувство, способное делать вас жестокой.
ДАНА. Кто ты, чтобы видеть душу?! Ты – святой человек?
ИВАН. Я бы так не сказал. Но у меня необычное зрение.
ДАНА. Ты уже видел меня?
ИВАН. Я видел вас вчера. И вы это знаете.
ДАНА. Зачем ты пришел опять в это место? Ты ищешь что-то?
ИВАН. Да. Вчера я видел здесь не только вас, но и другую женщину. Теперь я ищу ее.
ДАНА. Зачем?
ИВАН. Чтобы говорить с ней.
ДАНА. Ты любишь эту женщину?
ИВАН. Да.
ДАНА. Почему ты не говорил с ней вчера?
ИВАН. Я не посмел.
ДАНА. Ты виноват?
ИВАН. Да, я виноват. Но не так, как вы думаете.
ДАНА. Ты знаешь, как я думаю?
ИВАН. Я знаю, что вы можете любить в целом мире только одного мужчину – распятого.
ДАНА. Да! Я люблю только его! Только его из мужчин! Он один – настоящий!
ИВАН. Вы любите его с такой болью! А он хочет, чтобы вы радовались и любили живых.
ДАНА. Я видела очень много таких мужчин, какие не годятся, чтобы быть в живых, а только умереть в лютой смерти. Я сама родилась от…
ИВАН. Говорите! Говорите все, что вас мучит!
ДАНА. Моя мама была монахиня. Она была дева. Я родилась от отца, который насиловал ее в церкови, где она пряталась… Этот дикий человек жив и поднялся высоко. Мне показали его далеко. Подойти до него близко никак не можно.
ИВАН. Вы мечтаете его убить?
ДАНА. Я мечтаю его убить много раз!
ИВАН. Вы пели песню о воскресении. Вы хотите, чтобы эта женщина (показывая на Старуху) воскресла, когда Иисус придет на землю. А вы верите, что он придет?
ДАНА. Конечно, он придет! Иисус не может обманывать, когда обещал! А ты не веришь?
ИВАН. Для чего ему приходить, если люди сами судят друг друга? Для чего дарить им воскресение, если они хотят убивать? Трудно поверить, что воскреснут все. Но разве вы решите, кому жить, а кому нет? Вы ничего не знаете о вашем отце, кроме пяти минут его жизни. Зачем вы судите? Суд все равно совершится без вас. А вы позволяете пожирать свою душу маленькой черной точке. Избавьтесь от нее!
ДАНА. Как?!
ИВАН. Простите! Просто простите, и вы проститесь с вашей страшной черной точкой!
ДАНА. Это – не можно! Это – не можно!!.. Не можно… (Плачет).
ИВАН. Вы плачете – значит, простили. Иисус войдет в тесные, но золотые врата милосердия. Он не придет через врата ненависти, распахнутые настежь в сердцах людей.
