Белый Клык - [160]

Вслед за носорогом на водопой слетелись птицы. Время близилось к полудню, и им нужно было напиться перед дневным сном. Голуби, соколы, дятлы бесшумно появлялись и исчезали. Только павлины вели себя не так, как все. Эти птицы подняли страшный гам, который в тишине был просто невыносим. Они выстроились длинной шеренгой у ручья, а напившись, стали расхаживать взад и вперед большими стаями, громко лопоча что-то на своем языке. Отец шепнул мне:

– Давай напугаем хорошенько этих балбесов.

И мы разом издали павлиний крик – предостережение об опасности. В наших голосах бился и нарастал страх:

– Ке-ка! Ке-ка! Ке-ка!

Видели бы вы, как они взвились на деревья! Павлины летают очень редко, но эти подпрыгивали чуть ли не на пятнадцать футов, а услышав эхо наших голосов, которое раскатывалось по всему лесу, прыгали еще выше, пока почти все не очутились на самых верхушках деревьев. Удалились они куда скромнее, чем пришли, – право же, они не издали ни звука.

Птиц в джунглях бесчисленное множество. Есть тут и попугаи с ярким оперением, которые то и дело снуют в небе, и коршуны, которые питаются падалью, и ночные птицы, которые поют, только когда светит луна и звезды. Есть и утренние пташки, возвещающие восход солнца, и птицы, которые поют весь день, а иногда и по ночам. Есть удивительные черные дрозды, которые не поют, но издают ужасный пронзительный звук, как только завидят тигра или леопарда, и поэтому хищным кошкам приходится осторожно красться через джунгли. Крик этой птицы за много миль предостерегал нас, что близко тигр или леопард. Леопарды часто живут на деревьях, не давая бедным птицам покоя даже в их гнездах. Поэтому черные дрозды поднимают крик при виде леопарда и разносят повсюду весть о том, что леопард рыщет в поисках добычи. Но даже эти птицы, при всей их зоркости и наблюдательности, часто не замечают тигра. Хищные кошки, вынужденные постоянно таиться, ходят так бесшумно, скрываясь под густым плетением ветвей, что порой никакая птица не может их углядеть. И все-таки я на каждом шагу убеждался, что природа дала жертвам некоторое преимущество перед хищниками: запах и движение листвы выдают тигра, когда он проходит по джунглям.

Кари захотелось искупаться. За годы, проведенные в джунглях, он привык купаться сам и никогда не позволял нам мыть себя, хотя ручных слонов хозяева чистят скребницей, как лошадей. Оставив нас на дереве, он пошел к ручью. Первым делом он напился. Потом тихо сошел в воду. Вот он лег и стал тереться боками о гальку на дне, и все это без единого звука. Затем сел, выставив вперед задние ноги, как костыли, набрал в хобот воды, окатил себя с головы до хвоста – и опять ни звука, лишь журчит вода, стекающая по его спине в ручей. Мы услыхали только «фырк, фырк, фырк!», потом «шлеп, шлеп, шлеп!». Кари вышел из ручья и подошел к дереву, на котором мы спрятались. А вот и супруга носорога пожаловала купаться! Муж ее уже побывал здесь, и теперь она привела к ручью свое единственное обожаемое чадо. Самой ей лет шестнадцать, а детеныш двухгодовалый. Мамаша купала его точь-в-точь как женщина своего малыша. Она подтолкнула его к воде, заставила лечь на спину, так что он чуть не захлебнулся, а потом подняла на ноги, чтобы вода обмыла брюхо. Наконец она сама совершила омовение, и оба они удалились.

Кари тоже отправился куда-то на поиски пищи. Мы тихонько сидели на своей ветке, обдумывая, как бы изловить носорога живьем, – раджа просил нас поймать его для зверинца. Пока мы перешептывались, тихо, как дышит во сне младенец, внизу под нами выросла черная громада. Это был дикий слон, или, вернее, слониха, потому что она не имела бивней; мы замерли, исподтишка наблюдая за ней. Она вошла в воду, искупалась, встала под нашим деревом, подняла хобот и пригнула книзу толстую ветку, чтобы вытереться листьями, как мы с вами вытираемся полотенцем. И все это совершенно бесшумно, если не считать легкого шелеста листвы, которая шевелилась, словно под легким дуновением ветра. Вытершись, она подождала немного, а вместе с ней ждали и мы. Казалось, она не собирается уходить. Но вот вернулся Кари. Они бросились навстречу друг другу, и хоботы их сплелись. Кари принес большую охапку сладких стеблей. Он быстро сунул охапку в рот слонихе и ласково потянул ее за хобот, словно говоря: «Здесь на нас смотрят люди. Пойдем побудем наедине».

Они исчезли так же бесшумно, как и появились. Отец сказал:

– Пожалуй, нам лучше слезть с дерева и идти домой.

– Но ведь до дому целых две мили, – возразил я. – Разве мы успеем добраться туда засветло?

– Не сидеть же здесь всю ночь. Странные вещи творятся в этих краях, такого я нигде не видывал.

Едва мы слезли на землю, как вокруг нас в траве раздались странные шорохи. Отовсюду слышались мягкие прыжки, мы чувствовали, что какие-то звери крадутся в зарослях. Все это было так необычно. А знаете почему? Прежде здесь не ступала нога человека. Пока мы сидели на спине слона или на дереве, наш запах держался наверху, и вас никто не замечал. Но теперь все узнали, что пришел человек, которого в джунглях боятся больше, чем тигра. Послышался вой, который пронесся по джунглям из края в край, и эхо, подхватив его, завыло на тысячу голосов.