Белый Клык - [133]

Пятое августа застало Нееву и Мики на большом высыхающем болоте. В низинах духота была особенно невыносимой. Друзья брели по краю глубокой черной рытвины, которая всего месяц назад была руслом полноводной речки, а теперь производила такое же гнетущее впечатление, как и сама эта тягостная жара. Неева высунул длинный красный язык, а Мики дышал так тяжело, что бока у него вздымались и опадали, словно кузнечные мехи. Солнца не было видно, потому что его лучи не могли пробиться сквозь зловещий багровый туман, затягивавший небо и сгущавшийся с каждым часом. Мики и Неева находились во впадине, к тому же густо поросшей кустами, и потому не сразу заметили возникшую над лесом черную тучу. Туда до них не доносился раздававшийся в нескольких милях от болота громовой топот копыт и треск веток, ломающихся под напором тяжелых тел, – это спасались от смертоносного огня лоси, карибу и другие травоядные. Но друзья ничего не подозревали и продолжали неторопливо брести через пересохшее болото. День уже начинал клониться к вечеру, когда они наконец выбрались из низины и поднялись по еще зеленому склону холма. До этих пор ни Нееве, ни Мики не приходилось сталкиваться с ужасами лесного пожара – они вообще не имели ни малейшего представления о том, что это такое. Тем не менее едва они добрались до вершины, как сразу же поняли, что происходит. В их мозгу и в мышцах пробудился инстинкт, родившийся из опыта, накопленного тысячами прошлых поколений: окружающий мир находился во власти искутао – огня! На востоке, на юге, на западе леса скрывала непроницаемая пелена, подобная ночной тьме, а к противоположному краю болота, из которого Неева и Мики только что вышли, уже подбирались первые языки пламени.

Теперь, когда они поднялись на холм, они почувствовали палящее дыхание ветра, дувшего с той стороны. И вместе с ветром до них донесся глухой низкий рев, напоминавший далекий грохот водопада. Медведь и собака застыли на месте, пытаясь сообразить, что происходит, пытаясь осознать, какая реальная угроза скрывается за смутным предостережением инстинкта. Неева, как все его сородичи, был близорук и не видел ни дыма, надвигавшегося на них темным смерчем, ни огня, подползающего к болоту. Но в отличие от зрения обоняние у него было отличное: его нос сморщился гармоникой, и он даже раньше, чем Мики, понял, что надо бежать со всех ног, спасаясь от гибели. А Мики, зоркостью не уступавший ястребу, стоял не двигаясь, как завороженный.

Рев стал громче. Теперь он, казалось, надвигался на них со всех сторон. Но пепел, первый предвестник приближающегося огня, а затем дым налетели на них с юга. Только тогда Мики с жалобным, растерянным визгом повернулся и побежал. Однако роль вожака теперь играл Неева – Неева, чьи предки на протяжении неисчислимых веков десятки тысяч раз убегали от огненной смерти. В эту минуту острота зрения была ему ни к чему. Он и так знал, что следует делать. Он знал, какая опасность надвигается на него сзади и с боков, знал, где лежит единственный путь к спасению. Обоняние и все остальные чувства твердили ему, что вокруг – смерть. Дважды Мики пытался повернуть на восток, но Неева, упрямо прижав уши к голове, продолжал бежать на север. Трижды Мики останавливался, намереваясь встретить лицом к лицу настигающую их опасность, но Неева ни разу даже не замедлил бега. Прямо на север… на север… на север – к плоскогорьям, к большим озерам и рекам, к открытым равнинам.

Они бежали не одни. Мимо, обгоняя их с быстротой ветра, промчался большой карибу. «Беги быстро, быстро, быстро! – кричал инстинкт Неевы. – Но не надрываясь! Карибу бежит быстрее огня, но его сил хватит ненадолго, он упадет, и огонь сожрет его. Беги быстро, но не надрываясь!»

И Неева продолжал бежать своей обычной переваливающейся рысью, не убыстряя шага.

Их дорогу пересек лось. Он спотыкался и хрипел так, словно ему перерезали горло. Его бока были сильно обожжены, и, обезумев от боли, он вырвался из хватки огня, надвигавшегося с запада, только для того, чтобы слепо ринуться в стену пламени на востоке.

Позади них по обеим сторонам огонь бушевал с неумолимой яростью. Маленькие зверьки пытались укрыться от этого беспощадного врага в привычных убежищах – в дуплах, под кучами валежника, среди густых древесных ветвей, в норах, – но смерть настигала их и там. Кролики, куницы, пеканы, норки, горностаи, совы гибли, не издавая ни звука, и только барсуки жалобно кричали, как маленькие дети.

Огонь ревел, словно океан в бурю, смолистые вершины елей и кедров мгновенно вспыхивали гигантскими факелами. Пожар несся по хвойным лесам, как ураган, и спастись от него бегством было невозможно никому – ни зверю, ни человеку. Для тех, кого настигали огненные валы, оставалась только одна надежда, воплощавшаяся в безмолвном крике, который словно оглашал горящие леса: «Вода! Скорее, скорее к воде!» Только вода обещала спасение, обещала жизнь, и каждое озеро превращалось в приют самых разных зверей: в грозный час общей гибели исконная вражда, кровожадность, ненависть, страх – все это было забыто, и дикие обитатели глухих дебрей жались друг к другу, как братья.