Белый город - [42]

И еще: в лексиконе Полины нет и не будет слова «ожидание». Ее жизнь слишком коротка для того, чтобы думать о долгосрочных вложениях вроде мужа, который все простит и всем обеспечит, детей от него и загородного дома. Дай Бог, успеть расплескать все, что накопилось внутри, раздать, раздарить себя по кусочкам, чтобы не уносить нетронутую душу под землю, не обрекать ее на гниение заживо, на лживую улыбку с рекламных плакатов в воскресный вечер, на смерть после жизни. Ведь Рай ей давно уже не светит. Дай Бог, успеть все и всех вобрать в себя, вычерпать до последней капли, чтобы утолить ненасытную жажду обреченного, жажду каждого дня как последнего. Бесконечная гонка по вертикали до разрыва души на пределе усталости…[41]

«И белый сахар в перерывах, – вдохнет она, – и Белый город. И пляж…»

Давно, еще в детстве, оттирая следы маркера от школьной парты, она поняла, что принадлежит к той когорте индивидуалистов, которые, единожды соединив четыре точки тремя линиями, вышли за пределы листа, и теперь никто и ничто, кроме них самих, не сможет повлиять на их жизнь.

Нас слишком долго учили брать и копить. Но обретаем мы лишь теряя. Потому что обретаем свободу, а значит СЕБЯ. Вот он, истинный смысл свободы, когда ты уже ничего не боишься, потому что нечего больше терять. Даже самое насыщенное вчера не в силах утолить голодное сегодня. Дыши, но здесь и сейчас!

* * *

Полине снился поезд, шедший в Рай. Общий вагон: незнакомые люди мешали водку с вином и пивом, жадно допивая все, что горит, ведь ТАМ алкоголя не будет.

– Этот поезд – не в Рай! Вас обманули! В Рай летят только самолетом! – пыталась перекричать их гомон Полина. Конечно, ее никто не слышал. Но даже если услышал, то не поверил бы.

А поезд тем временем набирал ход – быстрее, еще быстрее. На предельной скорости стены вагона разорвало ветром. Ведь и поезд, и люди внутри него были бумажными. ОН вырезал их умелой рукой и не сказал зачем…

На белой стене над кроватью кто-то повесил картину: рука, разрывающая чистый лист бумаги, а за неровными его краями полыхало пламя костра.

«Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город», – снова вспомнились Полине слова легенды.

Часы на прикроватном столике по-прежнему молча настаивали на трех часах после полудня. Рядом с часами кто-то незримый, проникший в Полинину комнату в отеле без ее на то согласия, поставил чашку с кофе. Под ней ждала записка:

«Хранители Белого города разгневаны: слишком много в воздухе витает плохих мыслей, злых слов и несчастных историй, слишком многие писатели убивают своих героев. Все это меняет мир, он становится все более и более жестоким. Сознание определяет бытие[42]. Мир летит к катастрофе. Единственный выход мы видим в том, чтобы сочинять истории со счастливым концом. Поэтому всем писателям надлежит быть сегодня в три часа дня после полудня по указанному ниже адресу и потрудиться на благо человечества».

Далее следовал адрес и приписка:

«Явка обязательна.

Дресс-код: розовые очки.

Кофе следует пить БЕЗ САХАРА»

Полина рывком поднялась на кровати, что-то легкое соскользнуло с одеяла на пол и тоненько звякнуло о кафель. Розовые очки. И по стеклу от падения пошла трещина – извилистая кривая несогласия и внутренних противоречий.

– Истории со счастливым концом писать неинтересно, и главное – их никто не читает! Вспомните хоть одно великое произведение, где был бы стопроцентный хэппи-энд и никто бы не умер? И чтобы никем из героев не пришлось бы пожертвовать?

«Искусство» (правда души) и «искусственность» (самообман) – подбор однокоренных слов с противоположным значением как поиск себя в условиях раздвоения личности на правду и ложь, свет и тьму, любовь и смерть…

– Но хэппи-энд неизбежен, – вещали люди в белых шелковых плащах и масках ей вниз с высоченного постамента. – Искусство должно облагораживать. Искусство не жизнь, но ее более совершенная копия. Не стоит писать изнанку человеческой души. Люди и так знают о себе все. Но сочинить им другую жизнь, сделать их теми, кем они могли бы стать, если бы не страх, деньги, зависть, нелюбовь (продолжи этот список сама). Если бы не жизнь! Люди хотят быть счастливыми, и хэппи-энд им необходим!

Полина стояла одна посреди огромного пустого зала Суда. Лучи солнца, падающие сквозь высокие окна, слепили глаза. Шея затекла и болела.

«Наверно, это тоже часть наказания, – подумала она. – Необходимость неотрывно смотреть вверх на белые плащи против яркого света».

– Это не наказание, – ответили ей. – А попытка воззвать к вашей вере.

Вера? Это в средние века она была единственным маяком, светившим сквозь туман и тьму болезней, войн, голода и смерти, но в наше время, когда человек уже получил все, что желал, она стала лишь оправданием ничтожности бытия, трусости и бессилия что-либо изменить. Сейчас ты – раб и страдаешь, терпишь, но страдаешь и терпишь ради лучшей заоблачной доли (или дали?), обещанной… Кем? Кто подтвердит? Кто возвращался оттуда, чтобы поведать правду, что там, где сейчас летит самолет, – Рай, и что мы не умрем? Это в средние века люди видели Бога за облаками, потому что полет оставался лишь мечтой, а наши современники уже покорили космос, но по-детски продолжают верить в заоблачный Рай. Если единственный ребенок болен раком, то вера необходима в отчаянии, но если человек предпочитает думать, что живет не зря лишь потому, что читает молитву на ночь, то для него вера – как отговорка, как оправдание отсутствия смысла и собственной никчемности. Не нужно ничего делать самому, не нужно искать истину – все дано свыше. Покаялся, и все простится… Хватит искать утешения! Человек сам себе хозяин, и жизнь его прекрасна, но лишь настолько, насколько он сам ее сделал такой. Человек свободен и способен сам выбрать судьбу и дорогу.