Белый флюгер - [59]
ПОДСНЕЖНИКИ
Кто отгадает, каким таким чувством распознают матери беду, грозящую их детям!
Карпуха, встретив отца, больше ни чихнул ни разу. Но стоило матери взглянуть на него, как радость в её глазах сменилась беспокойством.
— Так я и знала!.. Только б не крупозное!
— Чего ты, мам, выдумываешь? — улыбнулся Карпуха.
— С чего взяла? — спросил отец, пощупав у сына лоб. — Жару нет!
— Что ты понимаешь! — отмахнулась мать и принялась выгребать из печки горячие уголья. — Поостынет — полезешь париться.
Карпуха спорил, упрашивал — не очень приятно лежать в обжигающей духоте чёрного печного зева, но пока печка остывала, простуда взяла его в оборот, да так, что зубы у него залязгали на весь дом. Его била злая холодная дрожь, а лоб уже пылал и всё тело горело. Через полчаса ударил кашель, нудный, мучительный, а в груди заиграло, захрипело, как на худой гармошке.
Бой за Кронштадт не прерывался ни на секунду, а у Дороховых шло своё сражение — за Карпуху. И мать была главнокомандующим в этой битве. Отца она послала в деревню со строжайшим наказом — обойти всех и любой ценой добыть сушёной малины. Хорошо бы и мёду, но знала мать, что на такую удачу надеяться нельзя.
Федька побежал в лес за еловыми ветками для подстилки в печке. Гриша получил ключ от амбара и помчался к флигелю. Помнилось ему, что где-то он видел завалявшиеся веники.
Карпухе становилось всё хуже. Он уже бредил, когда мать раздела его, нагишом засунула под печной свод и уложила животом на потрескивающие от жары еловые лапы. Парили его по очереди. То Федька наполовину вползал в топку и хлестал веником по худеньким лопаткам брата, то Гриша. Но он не мог долго дышать горячим хвойно-берёзовым настоем. Тогда отец мочил веник в ледяной воде и сам просовывал голову и правую руку в печное нутро, где жарился Карпуха.
Когда его вытащили и уложили в кровать, он был до того разморён и слаб, что не мог говорить, лишь блаженно улыбался одними глазами. Мать напоила его горячим малиновым наваром, а к пяткам поставила завёрнутый в тряпки чугунок с углями.
Дребезжали стёкла — бой за Кронштадт продолжался.
— Ещё не взяли? — чуть слышно спросил Карпуха.
Ему казалось, что прошло очень много времени, а было всего около одиннадцати часов утра.
— Возьмут! — ответил Гриша. — Ты не беспокойся!
— Миновало! — облегчённо вздохнула мать.
— Чего миновало? — не понял Карпуха.
— А то, что будет тебе дёра! — голос у матери приобрёл свою обычную задиристость. — И Крутогорову это даром не пройдёт!.. Да и тому усатому!.. Отвечаешь! — передразнила она командира. — Перед ней и передо мной!.. Ответили!.. Чуть живого привезли!.. Ты тоже хорош! Растяпа! — Это уже относилось к отцу. — Где бы валенки-то скинуть! А ты что? Так и вёз в мокрых!
Карпуха заснул, а мальчишки, пока мать не взялась за них, выбрались во двор.
Светило солнце. Начинали оттаивать сосульки. Падали первые в то утро капельки. И удивительно — этот перезвон весенних капель не терялся в могучем грохоте битвы. Над крышей дома белел никому больше не нужный петух-флюгер.
— Скинем его! — предложил Гриша.
Они вернулись и потихоньку забрались на чердак. Федька высунулся в окно и оторвал палку с флюгером на верхнем конце.
— На!
Гриша снял жестяного петуха и со всей силы швырнул его в открытое окно. Потом они снова спустились вниз и, прислонясь к берёзе, молча смотрели на залив. Там, где должен быть Кронштадт, горбилось большое дымное облако. Бой шёл внутри крепости. По льду сновали связисты и санитары. Справа двигалась к острову плотная колонна красноармейцев. Там же, на прибрежном льду, накапливалась и готовилась к броску кавалерия.
— Вот эти рубанут! — воскликнул Федька.
— Ты сюда посмотри! — сказал Гриша и указал куда-то под ноги.
У самой берёзы, защищённый от ветров могучим стволом, пригретый солнцем, выглядывал из-под снега чуть подсиненный цветок. Мальчишки присели на корточки.
— Подснежник! — произнёс Гриша. — Про него говорил командир.
Маленький, с тонкой ножкой, он расцвёл среди снега штурмовым утром, и его нежные лепестки трепетали от раскатистой канонады, напомнившей первую весеннюю грозу.
— Эй, вы! — негромко сказал кто-то. — Фокус хотите?
За берёзой стоял знакомый паренёк в финской шапке и с ним ещё пять мальчишек. Он повернул к Федьке пустую ладонь, потом закинул руку за спину и вдруг показал блюдце с куском засахарившегося мёда.
— Батя ваш спрашивал… Раздобыли!
— Давай! — обрадовался Федька.
— Вперёд скажи: куда вы ночью ездили? Бугасов болтает, что в Кронштадт!
— Военная тайна! — с фасоном ответил Федька. — Не можем сказать!
Парень посмотрел на своих дружков и, получив молчаливое одобрение, протянул блюдце с мёдом.
— На! Держи!.. А что это вы разглядывали под берёзой?
— У нас чудо! — сказал Гриша.
И все склонились над цветком. От дыхания мальчишек снежная корка просела, и рядом с первым подснежником проклюнулся другой.
