Белый флюгер - [40]
На крутом спуске сани разогнались и подрубили переднего матроса. Он упал на поклажу, вцепился в брезент. Задний матрос, потеряв равновесие, ткнулся головой в снег.
Сани мчались вниз. Матрос с гармошкой хохотал на всю деревню. Потом он опять загорланил:
На повороте сани съехали с тропы и с треском врезались в забор Бугасова.
Яростно, с повизгиванием, залаял пёс.
— Будет потеха, если он дома! — усмехнулся Федька.
Калитка распахнулась. Мальчишки увидели, как Бугасов, грозя кулаком, захромал к саням и остановился шагах в пяти. Лаял пёс, ругался Бугасов, а матрос наяривал на гармошке и скалил белые зубы.
— Хорошо, дед, поёшь! Ох и хорошо!
Чем громче кричал Бугасов, тем шире растягивал мехи матрос. Бугасов сплюнул и умолк. Гармонист перестал играть. Подошёл матрос, который упал на спуске. Бескозырка с надписью «Петропавловск» была надета задом наперёд. Подошли и мальчишки.
С тремя матросами ругаться опасно. И Бугасов заговорил более спокойно.
— Порушил бы забор — кому отвечать? Кому? — спросил он. — С вас не спросишь. Одно слово — анархия!
— Анархия — мать порядку! — гоготнул матрос с гармошкой.
— Порядку! — снова загорелся Бугасов. — Ему ваша анархия — мачеха лютая!
— Тебе большевики слаще? — надвинулся на него матрос с «Петропавловска».
— Кто слаще — моё дело! — Бугасов отступил на шаг. — А вам дай волю — всё в России порушите!
— Не-ет! — не отставал матрос. — Ты мне скажи, кто тебе слаще?
Бугасов отступил ещё на несколько шагов.
— Пришвартуйте его! — приказал матрос с гармошкой. — Я ему… послащу!
Два других подскочили к Бугасову и очень ловко подтолкнули его к саням. Матрос с гармошкой засунул руку под брезент и бросил сверху что-то тяжёлое, белое. Бугасов, защищая грудь, выставил руки вперёд и схватил этот белый конический предмет. Схватил с ужасом, словно гранату, готовую взорваться.
Матросы захохотали. В руках у Бугасова была головка сахара.
— Знай наших! — крикнул матрос с гармошкой и заметил мальчишек. — А это что за ракушки присосались?
— И нам бы сахарку! — сказал Федька.
— Сахарку-у? — грозно переспросил матрос, засовывая руку под брезент. — На!
Головка сахара упала у ног мальчишек. Федька подхватил её, и они втроём бросились к дому. А к саням по деревенской улице уже шли люди. Когда ребята, спрятав в конюшне сахар, вернулись, вокруг матросов толпилось человек пятнадцать. Все с жадным любопытством слушали матроса с гармошкой, который теперь не сидел, а стоял на верху саней. Он бил себя кулаком в грудь и орал, как на митинге:
— Это ж до чего при большевиках дожили! За жратвой с Кронштадта в Симбирск ездим! Везём на своей хребтине, чтоб с голоду не сдохнуть! За что боролись?.. Даёшь новую революцию! Матросскую!..
— А не хватит ли революций? — спросил кто-то из толпы. — Тебе матросскую подавай, нам крестьянскую, им…
Мужик не договорил. К нему тяжело шагнул матрос с «Петропавловска».
— Одно слово — два ребра! По рукам?
— По рёбрам мы биты! — сказал Бугасов. — Нам бы руки кто ослобонил, чтоб сеять в своё удовольствие, чтоб хлебушку растить…
— А я про что? — крикнул матрос с гармошкой. — Что есть новая революция? Заградилов-ку — побоку, продразвёрстку — за борт, большевиков — на дно!
Он рванул гармошку и заиграл марш. Молчаливый третий матрос встал и взялся за верёвку. Другой занял своё место сзади, и сани тронулись. Толпа не расходилась. Люди молча смотрели, как матросы спустились к берегу залива, выволокли сани на лёд и потащили их к Кронштадту.
— Шумят анархистики! — произнёс Бугасов, поглаживая головку сахара, которую он, как ребёнка, держал на согнутой руке. — А только хорошего от них не жди!
Тебе и так не плохо! — отозвался кто-то. — Ты и без новой революции выгоду поимел — на год сахаром обзавёлся
— Дают — бери! — сказал Бугасов.
— Вот у тебя и того — берут все излишки по продразвёрстке.
И зашумели в толпе. Развязались языки. А народ всё прибывал. Случайная встреча Бугасова с матросами превратилась в настоящую сходку. У забора собралась чуть ли не вся деревня.
Братья Дороховы и Гриша внимательно слушали распалённые корявые речи мужиков. И один вроде говорил дельно. Можно согласиться и с другим. Третий говорил противоположное, но и в этом был какой-то толк. Вот и разберись!
— Советы — оно ничего бы! — горланил высокий мужик с большими оттопыренными ушами. — Их бы без коммунистов — это б да-а! От большевиков весь прижим!
— Гвоздь ты вислоухий! — обругал его другой мужик с пустой левой глазницей. — У тебя дома кто главный?
— Ну, я!
— Ты! — согласился одноглазый. — А если тебя — коленом, а на твоё место Тимоху какого подсунуть — та же семья будет? Не та! Советы без коммунистов — тоже не Советы!
— Другое придумают! — не сдавался вислоухий. — У них, кто наверху, голова большая!
— А наверху-то большевики!.. Иль тебе Николашку вернуть?
По толпе пробежал неодобрительный гул. Царя никому не хотелось.
— Отстань, пиявка одноглазая! — отмахнулся вислоухий.
— А может, анархистика в клёше наверх выпихнуть? Уж он-то тебе напридумывает!
