Белый дом. Президенту Обама лично в руки. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - [40]
“Посмотрите, как лезут они, эти проворные обезьяны! Они лезут друг на друга и потому срываются в грязь и в пропасть”.
“ Мы сьели то, что сами приготовили. И подавились этим”. Джон Мэк, президент MORGAN STANLEY.
Вы подавились украденым у рабочего человека куском хлеба.
Рецессия. Придумали, умники мать вашу за ногу. Долго думали да гадали как похитромудрей ограбление очередное назвать? А что, получилось неплохо. Звучит вроде “переменная облачность, возможен сильный дождь, туман, грозы…”. Поди найди виноватых. Разгляди хоть чего в сплошном тумане. Стихия, что взять со стихии? Стихия рынка все равно что стихия природы. Управы на которую не будет до тех пор, пока, “… не придет шторм который встряхнет и сбросит всю эту червивую гниль с дерева”.
1937 год, Магдебург. «Я буду стараться внушить народу такой рабочий этос, который помог бы ему узреть в труде нечто прекрасное и возвышенное. Я буду стремиться к тому, чтобы наши заводы и фабрики стали храмами труда, я буду стремиться сделать рабочих самым уважаемым в Германии сословием. Каждый рабочий должен иметь машину за 990 марок!». Девиз немецкого ведомства «Красота труда»: «немецкие трудовые будни должны стать прекрасными» – рабочим хотели вернуть чувство собственного достоинства, ощущение значимости своего труда. Руководимый Шпеером отдел «Эстетика труда» не ходил с протянутой рукой, а требовал с предпринимателей и те переоборудовали заводские корпуса, расставляли цветочные горшки, отмывали окна, учреждали на заводах и фабриках столовые, для них же проектировали мебель, посуду, приводили в порядок вентиляцию и освещение.
Вентиляция… еще нет десяти, мы с Иваном у линии транспортера, я шустро подбираю с рабочего стола тесто и шлепаю переворачивая на непрерывно движующуюся ленту конвейра, под валики, из – под которых Ваня вынимает сформированые в батоны формы и укладывает последние на тележки – реки. Мерный рокот механизма, монотонная привычная работа и Солнце, нещадно палящее головы сквозь огромное стекляное потолочное окно. Горячий спрессованый воздух словно замер и не колышется в замкнутом пространстве дежурной бруклинской пекарни. Время от времени мы бросаем взгляды на вертикально торчащую в углу трубу с дыркой посредине, сквозь которую должен подаваться какой – никакой но воздух, но бездыханная труба как всегда в этот час безмолвствует. Ближе к ланчу появится ХОЗЯИН, и РАБ спросит его дежурно: “Ну чего же ты, Эдик, опять вентиляцию отключил?”. “Ой… ответит так же дежурно ХОЗЯИН, …ты знаешь, опять забыл”. Диалог этот поворяется изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год.
Хлеб небось кушаешь? Имеешь понятие зеленое как выращивается, собирается хлебный злак, зерно что есть такое, мука мелется как, мешок сколько весит и выглядит как, сколько их за смену перетягать надобно, воды сколько ведер подать, затащить – вытащить рэки в камеру и из камеры, заложить в печь и из печи вынуть, затем на стеллажи, на поддоны, нарезать, упаковать, да на стол подать. Благородный труд, доложу я Вам. Что может быть возвышенее приготовления хлеба насущного! “Хлеб, в котором нет капли пота пекаря, приготовившего его – безвкусный хлеб”. Ты орошаешь его в буквальном и переносном значении этого слова. Вот он, творенье рук твоих, с зажаристой румяной коркой, неповторимым ароматом, запахом, ты берешь его в руки словно запеленаного ребенка, словно плод твой, дитя любви пекаря и дежурного брайтоновского подворья с вечно осклизлым от грязи полом, полчищами тараканов и бездыханной вертикально торчащей в углу с дыркой посредине трубой.
Нет в мире более презренной, грязной, низкооплачиваемой и неблагодарной работы чем приготовление хлеба насущного. Рабочий класс, пролетарии, подлое сословие, ничтожные людишки, неудачники, изгои общества. Минимальный заработок, гроши сущие за труд тяжкий, за которые ни крова собственного заиметь ни семьи создать, ни детей поднять, презрение и высокомерие со стороны высоколобого общества, вот твой скорбный удел, орошающий ежедневно хлеба потом своим человек в белых одежинах.
Храм труда, уважаемое сословие, единство народа…
Так вот, то настоящее вчерашнее единство, не путать с фарисейским несуществующим сегодняшним, единство народа создавалось не на филькиных грамотах и лозунгах, а на делах и поступках в результате которых создавалась действительно народная общность, государство социального согласия и всеобщего благосостояния и не укуси Фюрера бешеная собака “рассового превосходства с жизненным пространством вместе взятым” сейчас бы в Германию ездили поглазеть как ездят поглазеть в Лувр или Эрмитаж.
“Политическая жизнь, это не только шоу. Политическая жизнь подчиняется определенным технологиям”, намедни высказался очередной политический умник. Оказывается! политическая жизнь это шоу, правда не совсем и не до конца, следовательно в ней присутствует нечто неведомое, сокрытое, потаеное для людей несведующих и непосвященных – вроде меня, оказывается!, она подчиняется неким технологиям, опять же, таинственым, недоступным и недостойным разумению простого мирянина – вроде меня опять же. До сих пор я пребывал в младенческом неведении полагая, что только Я, Я и никто другой есть тот самый центр УНИВЕРСУМА см. Стр. 123 Рис. 3-6 вокруг которого пляшут мои слуги президенты но нет, …они давятся тем, что приготовили, втирая баки человеческому стаду росказнями про трудные времена, испытания, терпение, грузовики… прикрывая собственную умственную и нравственную наготу и ничтожность словоблудием от которого тошнит и рвет, что здесь что там, везде, где при власти находится КАПИТАЛ.
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Новый роман Олега Ермакова, лауреата двух главных российских литературных премий — «Ясная Поляна» и «Большая книга» — не является прямым продолжением его культовой «Радуги и Вереска». Но можно сказать, что он вытекает из предыдущей книги, вбирая в свой мощный сюжетный поток и нескольких прежних героев, и новых удивительных людей глубинной России: вышивальщицу, фермера, смотрителя старинной усадьбы Птицелова и его друзей, почитателей Велимира Хлебникова, искателей «Сундука с серебряной горошиной». История Птицелова — его французский вояж — увлекательная повесть в романе.
Великолепный первый роман молодого музыканта Гаэля Фая попал в номинации едва ли не всех престижных французских премий, включая финал Гонкуровской, и получил сразу четыре награды, в том числе Гонкуровскую премию лицеистов. В духе фильмов Эмира Кустурицы книга рассказывает об утраченной стране детства, утонувшей в военном безумии. У десятилетнего героя «Маленькой страны», как и у самого Гаэля Фая, отец — француз, а мать — беженка из Руанды. Они живут в Бурунди, в благополучном столичном квартале, мальчик учится во французской школе, много читает и весело проводит время с друзьями на улице.
Группа ученых в засекреченном лагере в джунглях проводит опыты по воздействию на людей ядовитых газов, а в свободное время занимается рыбалкой. В ученых не осталось ничего человеческого. Химическую войну они представляют как полезное средство для снятия демографического давления, а рыбалка интересует их больше, чем жизни людей.
«Гость», составленный из лучшей путевой прозы Александра Гениса, продолжает библиотеку его эссеистики. Как и предыдущие тома этой серии («Камасутра книжника», «Обратный адрес», «Картинки с выставки»), сборник отличают достоинства, свойственные всем эссе Гениса: привкус непредсказуемости, прихотливости или, что то же самое, свободы. «В каждой части света я ищу то, чего мне не хватает. На Востоке – бога или то, что там его заменяет. В Японии – красоту, в Китае – мудрость, в Индии – слонов, в Израиле – всё сразу.