Белые витязи - [3]
Не прошло и полчаса, как небольшая полковницкая изба стала наполняться народом. Пришли офицеры-атаманцы, пришли старые полковники, а несколько минут спустя дверь в соседнюю комнату открылась и на фоне стены, сплошь увешанной коврами, сбруей и старинным оружием, показались синие кафтаны атаманских песенников.
Высокий, черноусый урядник тряхнул кудрями и, обернувшись к казакам и высоко подняв плеть над головой, вдруг сразу оборвал её книзу — и дружно хватили песенники:
Громовым «ура» наполнилась горница. После Крутова пели «чарочку» хозяину Луковкину, потом Силаеву, Балабину, Зазерскову, — даже молодого «вольного» Каргина и того не забыли...
И не прошло и полчаса после прихода песенников, как под звуки рожков и тарелок, под залихватскую песню про панну-паненочку седой Сипаев отхватывал вприсядку, стоя напротив Зазерскова, который так и гремел шпорами по дубовому полу горницы и, распахнув грудь узкого чекменя, показывал вышитую рубашку и чёрную волосатую грудь...
Кругом с бокалами и стаканами толпились молодые и старые офицеры, а залихватский напев разносился по горнице, заставляя дребезжать стёкла, изукрашенные морозным узором.
Каргин встал потихоньку, протискался сквозь ряды казаков-песенников и вышел на улицу.
Прежде всего поручив зазевавшемуся у ворот хлопцу вызвать есаула Зазерскова, он приказал принести себе шубу.
Ночь была тихая, морозная, звёздная. Тёмно-голубое небо величаво раскинуло покров свой над землёй, покрылось мириадами звёзд и звёздочек и, блестя и искрясь, отразилось тысячью бледных точек в снежном покрове туманной земли. Тихо всё в станице. Ни фонарей, ни панелей. С боков наезженной по глубокому снегу ухабистой дороги протоптаны тропинки, где вдвоём с трудом можно идти. Впрочем, у полковницкой хаты сделана даже дорожка и песком посыпана — словно чуял полковник, что нетвёрдыми ногами будут расходиться гости по скользкой дороге.
Станица и спит и не спит. Тихо на улицах. Брехнёт собака раза два, и опять тишина, и опять ничего не слышно. Только лунный свет струится сверху и обливает зеленоватыми тонами и крутые крыши, и белые стены казачьих мазанок. Но станица живёт. И эта внутренняя жизнь сказывается в ярком свете, льющемся из окон, в красных четырёхугольниках, что клинами легли по улице, показывая, что всюду своя жизнь, своё общество.
— Ну, что, молодой? — хлопнув Каргина по плечу, сказал есаул-атаманец. — Слыхал, война, говорят, будет?
— Дай-то Бог! — с жаром отвечал молодой казак.
— Не гневи Бога! Трудно казаку на войне — с нею всех потянут, а поклёпам конца не будет. Кто ни воруй, кто ни мародёрствуй — непременно на казака скажут. Потому такое убеждение: воры казаки.
— Да ведь и то правда. Наш брат ловчей на этот счёт будет. Регулярные, те мешковаты; тот пока соберётся да оглянется, а казак уже и взял...
Приятели помолчали немного.
— Слушай, Николай, неужели ты так и решился против отца идти на службу, вместо того чтобы в университет?
— Да. Решил, и твёрдо решил.
— Плохо твоё дело. Без родительского благословения кто тебя примет?! А потом и то рассуди: к чему тебе воевать. Мало нашего брата гибнет во славу Тихого Дона?! Одним больше, одним меньше — войску прибыток не ахтительный. А ты у нас по всему Черкасску разумник — о двух языках разговоры разговариваешь, сказывают, до звёзд доходил, какая планида что обозначает, знаешь, — тебе надо непременно идти в Москву — там в университете ты всё превзойдёшь, пойдёшь по гражданским делам... Всё чиновник у нас свой будет казак...
Зазерсков помолчал немного и потом продолжал:
— Я много видал и городов, и людей. Помню, в Пруссии были, в Туретчине, под Оренбург ходили. Видал я Варшаву, видал я поляков там — всякий народ себя знает. Спросишь у них, у офицеров ихних, кто теперь царь — назовут, скажут и кто раньше был, и как тогда люди жили, какие были законы, куда ходили, с кем торговали — а у нас... Что старики помнят — знаем, и то всяк по-своему толкует, потому что всякий себя умней других считает. Слыхал сейчас — Платова рядят и так, и этак; один говорит Фридланд — победа, другой — поражение.
— А по-твоему, как?
— По-моему... Да и сам не знаю. Что потом быстро отступали — верно, а что было, почему отступали — почём знаешь.
— Ты думаешь — ты в армии будешь персоной? Нет, шалишь, брат, — песчинка, нуль... Среди генералов-то наш Матвей Иванович еле приметён, а по Дону-то ровно солнце красное светит. Но дальше слушай — ну, кто мы такие, донские-то казаки? Немец он немец, у него вера немецкая, и язык свой, и всё, а мы? Говорим по-русски, вера православная, а назовёшь русским — обижаемся. Вот и справься здесь. Ах, был бы умный-то у нас да учёный человек, до всего дотошный — он бы всё это досконально разъяснил. Во Франции, говорят, такую машину изобрели, что летать можно, а у нас на Дону-то слыхал ли кто? Брось, Николай Петрович, свою затею служить — служба многому не научит...
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
Роман индийского писателя повествует об истории Индии на рубеже XV и XVI веков, накануне образования империи Великих Моголов, рассказывает о междоусобной борьбе раджпутских княжеств. Книга завоевала пять литературных премий и получила широкое признание в своей стране.
Жан-Мишель Тернье, студент Парижского университета, нашел в закоулке на месте ночной драки оброненную книгу — редкую, дорогую: первый сборник стихов на французском языке, изданный типографским способом: «Le grant testament Villon et le petit . Son Codicille. Le Jargon et ses Balades». Стихи увлекли студента… Еще сильнее увлекла личность автора стихов — и желание разузнать подробности жизни Вийона постепенно переросло в желание очистить его имя от обвинений в пороках и ужасных преступлениях. Студент предпринял исследование и провел целую зиму с Вийоном — зиму, навсегда изменившую школяра…
Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.
Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.