Белые тени - [123]

Никто не должен был знать, когда и куда он уезжает.

Эпилог

1

Шел 1940 год. Война в Западной Европе полыхала вовсю. Гитлеровские орды захватили Данию и Норвегию, Нидерланды, Бельгию и Люксембург, сбросили в море у Дюнкерка английскую армию. 22 июня капитулировала Франция.

На Востоке, после разгрома Красной Армией финляндских войск Маннергейма, 12 марта 1940 года был заключен мирный договор. В июле народы Латвии, Литвы и Эстонии провозгласили Советскую власть. 28 июня в состав СССР вошли Бессарабия и Северная Буковина.

«Что будет дальше? Куда повернет военная машина «третьего рейха»? На Великобританию, на Балканы или на огромную непонятную страну социализма, Россию? — спрашивали себя российские эмигранты, одни с затаенным страхом, другие с откровенным злорадством, третьи с опасением: — Что принесет народам фашизм?»

Требование Советского правительства о возвращении Бессарабии застало Околова и его хозяев врасплох. Срывался уже полностью подготовленный план установки в Кишиневе радиостанции, которая должна была вещать на пограничные районы Советского Союза, и перебазировки туда же типографии («Льдины») из виллы сотрудника японского посольства в Бухаресте.

Но, узнав, что румынским властям приходится в течение сорока восьми часов вывести из Бессарабии и Северной Буковины войска и эвакуировать учреждения, разведки Германии, Англии, Японии, Румынии постарались этим воспользоваться. Начальник закрытого сектора НТСНП Околов тоже не хотел ударить в грязь лицом и заслал в Бессарабию группу своих «офицеров революции».

Каждому члену группы, состоящей из пяти человек, было спешно выдано по шесть тысяч рублей и по десять тысяч румынских лей и дана явка. Но с документами получился конфуз. Легенды к каждому документу были состряпаны наспех, да и сами документы, выданные польским посольством в Бухаресте и даже не заверенные румынскими властями, не внушали доверия. И вскоре все «офицеры революции» были выловлены органами госбезопасности на территории Советского Союза.

Разве не трагический фарс придуманная Околовым легенда для Марии Дурново, бывшей жены его близкого друга, председателя белградского отделения НТСНП Давнича? Она была заслана Околовым в составе третьей группы на территорию Северной Буковины и задержана нашими пограничниками в декабре 1940 года.

В кабинет старшего сержанта госбезопасности ввели маленькую голубоглазую блондинку, с мальчишески вздернутой головой и злой улыбкой на губах, но уже после нескольких вопросов Мария запуталась в ответах, побледнела, замолчала, а потом безнадежно махнула рукой:

— Да, я запуталась. Моя настоящая фамилия Дурново, по первому мужу Давнич, по второму — Мальцева. Переброшена сюда как эмиссар НТСНП.

— Какие цели и задачи ставит перед собой НТСНП?

— Путем террора, диверсий, антисоветской пропаганды, шпионажа добиться свержения советского строя. Для осуществления этих задач нас и засылают на территорию Советского Союза.

— Расскажите вашу биографию, Михайлова-Савич-Давнич-Мальцева.

— Я родилась в тысяча девятьсот двенадцатом году в Москве. Мой отец, Сергей Николаевич, ушел вместе с белыми. Умер в тысяча девятьсот тридцать восьмом году в Белграде. Мать, Варвара Николаевна, живет в Югославии, на пенсии. Старший брат, Никита, летчик, капитан югославской армии, дядя...

— Погодите, — останавливает ее следователь. У него хорошая память. Он помнит, что в декабре тридцать девятого года был арестован в Краснодаре энтээсовец Василий Дурново. И тут же на следствии он показал, что в Днепропетровске проживает Волков-Войнов-Колков Александр Георгиевич. Что Колков второй уже раз перешел границу, что он — главный эмиссар НТСНП. И, глядя в испуганные глаза Марии Дурново, спрашивает: — А где ваш младший брат?

— Не знаю, где-то на территории Советского Союза.

И она начинает рассказывать, ей хочется выложить все, что у нее тяжелым камнем лежит на душе. И, роняя слезы, она говорит, говорит, говорит. А перед глазами проходят картины далекого чудного детства, веселой юности, первых увлечений, «роковой любви». «Но как прошла жизнь, да и была ли она вообще? — мелькает в возбужденном мозгу неудачливой Шарлотты Кордэ. — И разве я жила? Будьте вы все прокляты, созданные мной кумиры, с вашей напыщенностью и глупым самомнением, вы, байдалаковы, георгиевские, вергуны, околовы! Дура, ах, какая я дура!» — И она все говорит, и по ее измученному скуластому лицу текут слезы.

Следователь слушает ее и думает: «Москва слезам не верит! Вчера раскололся и продал тебя твой муженек Мальцев, сынок войскового старшины Николая Александровича Мальцева, который имел какое-то отношение к делу Блаудиса и убийству генерала Кучерова. Под стать липовым легендам и ваша идейная убежденность, и вдолбленный вам в головы ваш «национально-трудовой солидаризм», это «мировоззрение» наиболее реакционной части русской буржуазии, родившееся в 1905 году из-под пера Петра Бернгардовича Струве. Вот ты, молодая террористка и шпионка, разоблачена. Но этого мало, надо до конца тебя раскусить, и кто знает, может быть, дать «путевку в жизнь», превратить со временем в полезного члена советского общества. А последнее вовсе не просто, как не просто обратить куклу в человека».