Белые пятна - [9]

А рядом, всего в каких-нибудь метрах трехстах, шла своя жизнь. Там один возле другого стояли пять скотных дворов: длинные приземистые постройки — «жилье» для коров; каждое голов на двести, на триста. Прикованные цепями к кормушкам, коровы всю зиму стояли рядком, терлись друг о друга боками, покорно дожидаясь вольной летней травы. Трава была уже рядом, за фермами — робкая, чахлая, прибитая зарядившим дождем. Но все же трава…

В кормушках же не было ничего. Вообще ничего. Не только потому, что люди, от которых зависел коровий корм, предавались утехам. Но еще и потому, что иссякли запасы: на кормовом балансе совхоза зловеще обозначился круглый нуль.

Этот нуль появился вовсе не сразу. Не грянул гром среди ясного неба — грозовые раскаты звучали давно, но победные рапорты и расчет на «авось» их заглушали. «Идет зеленая жатва», — ликовал еще летом на страницах районной газеты товарищ Шлепков. «Геннадий Николаевич, с которым мы встретились в поле, — комментировал репортер, — улыбается радушно и приветливо. И это вполне понятно, дела на заготовке кормов идут хорошо».

Столь же радушно и приветливо улыбался он и зимой, когда в феврале, отчитываясь на комиссии райисполкома, упрямо твердил: «Хватит кормов! Перезимуем!» Уже всем было ясно: не вытянуть! Уже предложили помощь из резерва госфонда: надо же было как-то спасать стадо. Но директор Шлепков и главный зоотехник Морозов оказались верны своему слову: сказали, что хватит, — значит, хватит!..

И если бы весна пришла раньше…

…если бы не зарядил дождь…

…если бы безотказно работал транспорт…

…если бы не было прогулов и пьянок…

…если бы, наконец, коровы меньше ели, не жадничали, потуже затянули бы пояса…

…может быть, все обошлось бы. Может быть, проскочили бы снова.

Но не проскочили.

Первого и второго мая коровы доели остатки того, что с великой натяжкой еще можно было назвать кормами.

Третьего и четвертого сердобольные скотницы кормили их грязью, в которой застряли силос и солома. Пятого и шестого в кормушках практически было пусто. Свои фонды совхоз исчерпал до дна. Взять НЗ из госфонда было хлопотно и накладно. Транспорт ушел на посевную. Пьяные лодыри никак не могли отоспаться после длительного застолья. Приблизиться к скотным дворам было можно разве что в водолазных скафандрах: гигантское грязное месиво отделило их от «материка», где беззаботно «гуляли» — поводов для этого в мае хватало. Звуки баяна и радиолы заглушали протяжные вопли голодных коров.

Ни седьмого, ни восьмого корма тоже не подвезли.

А гульба не кончалась. Многих скотников и шоферов не смогли добудиться. Иные, с трудом продирая глаза, желали опохмелиться, после чего опять раздавался их удалой богатырский храп. Управляющий центральной усадьбой Миронов (как раз на его участке расположены фермы) укатил седьмого в дополнительный отпуск — повидать друзей и семью. Другие совхозные руководители всё смотрели на небо: вот-вот кончится дождь, и коров можно будет выгнать на пастбище. Но дождь, как назло, не кончался, да и кончился бы — что могло измениться? Обессилевшие животные утонули бы в той же навозной хляби, через которую не смогли добраться до ферм местные щеголи в праздничных туфлях.

Небо все-таки сжалилось, и тогда самые смелые, пожертвовав обувью, пробились на фермы. Их встретили там шестнадцать коровьих трупов. Остальные коровы лежали у обглоданных кормушек, не имея сил не только двинуться с места, но даже мычать.

Лишь теперь — это было уже 11 мая — руководство совхоза отозвало с полей трактора, чтобы срочно доставить на фермы хоть какой-нибудь корм… Не пригодный вообще, тем более для коров, едва тянущих ноги, а какой-нибудь, чтобы было чем, извините за резкость, заткнуть их голодные глотки.

Заткнули…

С полей привезли солому, пролежавшую зиму под дождями и снегом. О качестве этой «еды» можно судить уже по тому, что она вовсе не значилась на балансе совхоза. Даже при том положении, в каком совхоз находился, — и то не значилась вовсе. И пригодность ее никто не проверил. Голодные коровы накинулись на эту солому, как на деликатес. Потом в заключении экспертизы будет отмечено, что «солома оказалась пораженной токсическими грибками». Но потом… А пока что коровы мигом ее проглотили — вместе с грибками, навозом и мышиными гнездами…

На рассвете фермы снова огласил многоголосый жалобный рев: началось массовое отравление. Прибывшие ветеринары вкалывали умиравшим животным гигантские дозы дорогостоящих лекарств. Напрасно. За несколько дней совхоз потерял 219 голов; погибло множество стельных коров, а это значит, что к названной цифре надо приплюсовать реальный приплод — он тоже погиб. Остальные выжили — последствия перенесенной ими болезни отразились не только на них самих, но и на потомстве. На молоке, которое они дают. На мясе, которое мы получим.

Итак, вместе с Ниной Николаевной Харитоновой мы пошли на ферму. Пошли, чтобы я смог убедиться в том, в чем ни на минуту не сомневался: драма, случившаяся прошлой весной, давно позади. Все уже минуло, исправлено, восстановлено и — не повторится. Урок был жестоким, но он на то и урок, чтобы извлечь из него пользу.