Белые пароходы - [3]

- Белый пароход, - сказала Рита.

И Павлик увидал первый белый пароход. Он шел по самой кромке моря, там, где оно сливалось с небом. И было даже непонятно, то ли он идет по морю, то ли летит по небу.

- Ох, здорово! - сказал Павлик. - Жалко, нет с нами Глеба.

- Да, - ответила Рита. - Конечно, жалко.

В этот же день они отправили Глебу телеграмму со своим адресом. Теперь они каждый день утром, перед тем как идти на пляж, заходили на почту и в окошке "До востребования" спрашивали, нет ли письма Головиной Маргарите Петровне. Но Головиной писем не было. Не писали писем Головиной.

- Ну и ладно, - сказала Рита. - Не пишет - и не надо. Давай теперь два дня не ходить на почту.

Павлик промолчал: два дня не ходить на почту - это было слишком. На следующий день он ни слова не говоря завернул опять к почте, но мать остановила его.

- Мы же договорились не ходить на почту, - сказала Рита.

- А вдруг нам пришло письмо! - ответил Павлик.

- Нет там никаких писем, - сказала Рита. - Знаешь что? Давай зайдем вечером, когда прибудет вторая почта.

Павлик неохотно согласился, и они отправились к морю. Настроение у них было неважное. Когда они стали спускаться на пляж, Павлик увидал мужчину с биноклем - Валентина Сергеевича. Он сидел, точно поджидал кого-то, и смотрел в бинокль в сторону моря.

- Опять этот здесь, - сказал Павлик. - Пойдем в другое место.

- Пойдем, - ответила Рита. - Мне, в конце концов, все равно, где купаться.

Потом они долго купались и долго загорали. А когда вертолет взлетел над ними - вертолетная площадка была тут же, на берегу моря, - Павлик сказал:

- Знаешь что? Пойду-ка я на почту. Вертолет ведь привозит из Адлера вторую почту.

- Возьми мой паспорт, - сказала Рита.

На почте, в окошке "До востребования", девушка уже знала Павлика, поэтому она, вопреки установленному правилу, выдала ему письмо по чужому паспорту.

На конверте рукой Глеба было написано: "Головиной М.П." В скобках: "Лично для Павлика".

Павлик тут же распечатал письмо и прочел.

"Дорогой Павлик, - писал Глеб. - Жизнь моя протекает без особых изменений. Буровая прошла только двести метров. Работаем медленно. Грунт крепкий - девятой категории! За восемь часов бурения проходим всего два-три метра. А нам надо будет пройти метров семьсот, чтобы выяснить предельную глубину и расположение рудного тела. До железорудного пласта еще не дошли. Я же пока по-прежнему хожу в тайгу и составляю геологическую карту местности. А то просто смешно - до сих пор нет геологической карты этого района. А здесь ведь полно ценнейших полезных ископаемых. В тайгу я хожу не один, а с двумя помощниками: Кешкой Савушкиным, сыном шофера, и Любой Смирновой, дочерью бульдозериста. Это, брат, такие ребята, что ой-ой-ой! Отличные промывальщики. Кешка - тот тайгу чувствует, выведет из любого болота лучше компаса. Он мечтает, как и ты, быть геологом." А Люба вообще девочка с очень интересной биографией. Она ни разу не была в городе. Все время живет по экспедициям.

У нас здесь прохладно, часто идут дожди и сильно шумит Ангара. Пиши чаще. Твой отец".

Павлик перечитал письмо и подумал, что мать так долго ждала этого письма, а ей в нем ни слова. Он пошел к морю и еще издали заметил, что мать смотрит в его сторону и, увидав в его руке письмо, радостно улыбнулась и быстро пошла ему навстречу. Она взяла конверт, удивилась, что он разорван, и посмотрела, кому адресовано письмо. Потом все же прочитала письмо одним духом и вернула сыну.

Павлик видел, что у матери совсем испортилось настроение, и подумал, что было бы хорошо, если бы они вдруг оказались на далекой Ангаре. И ничего, что там дождь и холодно. Счастливые какие-то там неизвестные Кешка и Любка, которые вместо него ходят в тайгу промывальщиками: моют породу и составляют геологическую карту с его отцом.

- Как ты думаешь, что сейчас делает Глеб?

- Ищет свою руду, - ответила Рита.

- Нет, он сейчас пишет нам новое письмо - мне и тебе. - Павлику хотелось успокоить мать.

- Тебе, может быть, он и пишет, а мне - нет. Он умеет не думать о том, что ему мешает работать.

* * *

Через два дня от Глеба пришло второе письмо. Оно тоже было адресовано Павлику. Хорошо, что он пришел на почту снова один. Когда он возвращался с письмом, его остановил старшина Нанба.

- В нашем городе по улице запрещено разгуливать без рубашки, - сказал Нанба. - Нехорошо, молодой человек. Мы ведь не первобытные люди. Надо иметь скромность и уважение к населению.

Павлик отошел от Нанбы и стал читать письмо отца.

"Дорогой Павлик, - писал Глеб, - пишу это письмо из города. Сижу дома и пишу письмо. Никогда еще мне не приходилось быть дома одному. Слишком тихо. Даже холодильник не стрекочет - выключен. И телефон ни разу за целый день не позвонил. Вот так, брат.

В город я попал из-за нужды. Матюшин не привез труб для буровой. Странный он человек, этот Матюшин. Я ему долго доказывал, что он срывает мне работу буровой. А он мне отвечает:

- Зарплату ты получил вовремя?

- Вовремя, вовремя, - говорю, - и даже премию получил.

- И не волнуйся. На производстве тебя уважают. А эта твоя буровая, прости меня, идет сверх нормы. И что ты все стараешься, стараешься? Ноги свои не жалеешь, руки свои не жалеешь. А ведь они у тебя на всю жизнь одни. Дикий ты человек.