Белые лодьи - [8]
К отцу Доброслава подошел высокий с могучей грудью человек. Они поздоровались на старорусский манер, ударяя друг друга по плечам кулаками, а не пожимая руки, как это было принято у ромеев.
— С праздником тебя, Волот[21], — сказал отец великану.
— Мирослава тоже здесь. Как и обещал, привел ее… Вон там, рядом с дочерью жреца, посмотри.
Отец бросил быстрый взгляд в сторону, а потом смущенно перевел на сына. В последнее время он не раз говорил Доброславу, что ему нужна мама. Ту, родную, уже не воротишь, из владения Перуна еще никто никогда не возвращался. Мальчик слушал, понимал, что в доме обязательно должна быть женщина, но всякий раз при этих словах отца на его глаза навертывались слезы.
А за неделю до праздника их сосед Волот, кузнец, подковывая их лошадь, сказал отцу:
— Мирослава — моя родственница, живет в Суроже, молодая вдова, муж у нее был рыбаком и утонул в море. Детей завести не успели. Будет тебе хорошей женой, а Доброславу матерью… Я за это ручаюсь. Вот скоро приедет, и я приведу ее на капище к лесному храму.
Теперь и Доброслав взглянул туда, где стояла убранная цветами дочь верховного жреца Мерцана, и рядом с ней увидел молодую красивую женщину, тонкую в талии, с широкими бедрами и белой длинной шеей. Лоб у нее высокий и чистый, и вся она в предвкушении праздника и томительной встречи так и светилась, и грудь ее под тонким полотном вздымалась часто и трепетно. Глаза ее, большие, чуть подведенные сурьмой, золотисто блестели, и молодица вызывающе поглядывала в их сторону…
— А эта женщина — моя будущая мама? — тронул Доброслав за локоть отца. — Какая красивая!
Волот громко расхохотался, а отец легонько стукнул ладонью по голове сына. Доброславу тоже стало весело, и он, сорвавшись с места, бросился в гущу своих сверстников и ребят постарше, собравшихся на поляне, чтобы помочь взрослым носить для жертвенного костра все, что может гореть… Плотники, шумно переговариваясь, сооружали помост: ладили на четырех вкопанных в землю столбах сбитый из досок щит, на котором с лихвой могла бы уместиться любая изба поселянина.
К помосту везли пустые, рассохшиеся бочки, старые двери, вышедшую из употребления мебель — столы, лавки, топчаны, а также поломанные телеги, деревянные колеса, даже крылья ветряной мельницы.
Неподалеку слышался визг пил и стук топоров — это рубили и пилили сухой валежник.
Но вот старший над плотниками подал знак таскать хворост и дрова, и мальчишки бросились врассыпную. Таскали с азартом и смехом. Факельщики из числа парней укладывали их под высоким помостом. А молотобойцы, все как на подбор рослые, с голыми до плеч руками, у дуба, на котором висела железная цепь, пробовали, крепко ли насажены на ручки кувалды. У этого дуба им предстояло умерщвлять животных.
Как только раздался звонкий голос жреца, призывающий ко всеобщему вниманию, все, кто готовил жертвенный костер, кроме молотобойцев, которые уже начали забивать скот, бросили работу и примкнули к собравшимся у лесного храма.
Доброславу повезло — он сразу отыскал своего отца, стоявшего рядом с той, виденной им ранее, красивой женщиной. Отец так был увлечен ею, что не сразу заметил сына… Но вот все разговоры смолкли, наступила тишина. Лишь ветер качал ветви деревьев да колыхал красного цвета занавески, которые скрывали божество.
Верховный жрец взял за руку свою дочь; на голове ее сейчас был зеленый убор, и вся она походила на лесную русалку, в цветах и зелени, будто слитая с деревьями, кустами и травами… И они зашли за красные занавески. Потом Родослав высунул голову и крикнул:
— Люди, русы! Бог Световид, от имени которого я говорю с вами, повелевает еще больше чтить нашу землю, наши реки, наши моря и наши озера…
— А где она, наша земля?! Где наши реки, наши моря и наши озера? — зычно спросил Волот. — У врагов наших — хазар и ромеев! Надо идти к Киеву… К Борисфену!
— К Киеву… К Киеву…
— К Борисфену!
— Тише, люди… Световид говорил мне, что он еще выведет вас на светлую дорогу жизни… Терпения прошу, думайте пока о ваших детях… Готовьте их к свету. И, обновленные душой, они ступят на эту дорогу. Это я говорю, жрец Родослав, а имя мне, вы знаете, дали ваши отцы и деды, когда я родился. И я буду славить ваш род…
Жрец сдернул занавески, и народ ахнул. Теперь Световид был убран золотыми украшениями и драгоценными камнями, которые ярко горели в лучах солнца, во множестве пробивающихся сквозь ветки деревьев. Сеющийся, мерцающий свет дрожал на теле бога, и он, казалось, жил и двигался.
— Слава Световиду! Слава! — прокричала толпа и упала на колени.
— Поднимите головы, люди, и встаньте. Волот! — обратился Родослав к кузнецу. — Подойди ко мне… Твои глаза будут сегодня глазами всего рода. Ты заслужил это своим трудом и добротой к людям.
— Верно, Родослав, подтверждаем твои слова! — выкрикнул отец Доброслава и крепко обнял женщину за красивые плечи.
Волот, несмотря на свой рост и мощь, легкой походкой подошел к верховному жрецу. А тот вынул из руки Световида металлический рог и протянул кузнецу.
Еще на том празднике, который проходил в прошлом году, жрец налил до краев в рог вина и вложил его в правую руку божества.
