Белые кони - [67]

Утром я проснулся поздно. На столе лежала записка, в которой Миня просил подождать его. Ждать я не стал, привел себя в порядок, вышел на улицу, добрался до Ярославского вокзала, оформил билет и через сутки был уже в родном городке, у своих стариков. Как-то я ушел на речку Смородинку, к омуту, в котором любила купаться Юлия, разложил костерок и медленно, одно за другим, сжег ее письма. Они горели ярко, весело, и, глядя, как их пожирает огонь, как быстро они превращаются в черный пепел, в ничто, я хотел, чтобы вот так же превратилась в ничто моя любовь…

Давно уже пропал грузовик, шедший по мокрой дороге, пропал снежный запах, а я все еще стоял у окна и курил.

— Сынок, — окликнул меня незаметно подошедший отец. — С тобой что творится-то?

— Ничего.

— Да ведь видим мы. Не слепые.

— Вы за меня не беспокойтесь. У меня все прекрасно.

— Как не беспокоиться-то, сынок, — встряла мать. — Легко сказать… Все сердце за тебя изболело.

— Ты молчишь, а нам интересно, почему у вас с Юлией-то ничего не получилось? — кашлянув, спросил отец.

— Значит, было не настоящее, — припомнив давнишние слова Вадима, ответил я. — И вообще, дорогие мои старички, я завтра уезжаю.

— Куда?

— В Полярный.

— Ну-ну, гляди, — помолчав, сказал отец. — Тебе жить, не нам. — Он посмотрел на мать и прикрикнул: — А ты молчи! Пусть своим умом живет. И-эх! Молодо-зелено…

Назавтра я и уезжал. Шофер, худенький человечек с морщинистым и маленьким, как у старушки, лицом, погнал машину быстро, так что мне недолго пришлось видеть фигуры моих старичков, недолго мучиться: мне всегда было трудно и жалко расставаться с ними, я всегда, уезжая, чувствовал какую-то виноватость, будто не сказал им чего-то важного, необходимого для них, да и для себя тоже. Я знал, что мать сейчас плачет, а отец нарочито бодрым голосом успокаивает: «Не пропадет. Чего ты? Не на войну». Фигуры стариков пропали за увалом, и я облегченно вздохнул.

2

Почему я решил лететь в Полярный? Этот вопрос я задавал себе и в поезде, в котором я ехал до Москвы, и задаю теперь, сидя в такси, мчащемся по проспекту Мира к дому Мини Морозова, адрес которого я разыскал через справочное бюро. Кстати, почему я к нему еду? Видать, пришла пора поставить точку на целой полосе своей жизни, а это легче сделать в месте, куда меня тянуло все годы. Я не к Юлии лечу, быть может, она уже давно и не живет там, я лечу в город, который не могу забыть, в котором был по-настоящему счастлив. Ну, а к Мине? Как-никак жили в Полярном, да и любопытно взглянуть на него, каков он стал, инженер Миня Морозов.

Такси остановилось, я вышел, сверил номер дома по бумажке, выданной в справочном, расплатился с шофером и, поднявшись на шестой этаж, нажал кнопку Мининой квартиры. Открыл дверь сам хозяин. Он был одет в махровый халат, заметно пооблысел, в глазах появилась значительность и суровость. Некоторое время он вопросительно смотрел на меня, а потом закричал так же восторженно, как несколько лет назад:

— Кого я вижу?! Толька! Муза!

В коридор вышла Муза.

— Ты смотри, кто к нам приехал?! — кричал Миня, обнимая меня. — Сколько лет! Сколько зим!

— Здравствуйте, — сдержанно поздоровалась Муза.

— Это же Толька! — продолжал кричать Миня. — Толька Кузьмин! Не узнаешь?!

— Конечно, узнаю, — сказала Муза. — Проходите. Она вежливо улыбнулась и ушла.

— Мы тут немного тово… Повздорили, — не глядя на меня, проговорил Миня. — Да ты проходи, проходи! Раздевайся. Вот тапочки. Раздевайся!

В коридор выбежали два малыша-близнеца, очень похожие на Миню.

— Наследники, — улыбнулся Миня. — Саша и Маша.

— Михаи-ил! — донесся из глубины комнат голос Музы.

Миня для чего-то подмигнул мне и побежал в комнаты, оставив дверь открытой. Я вытащил две коробки конфет, купленные на всякий случай, протянул малышам.

— Он что, ночевать будет? — раздался громкий шепот Музы.

— Ну и переночует, — быстро ответил Миня. — Места мало?

— Надоело! То какие-то родственники, то знакомые, то друзья из деревни. Надоело!

— Тихо ты! Тихо…

— Пришел, наследил… Ты знаешь, откуда он? Чем занимается? И вообще, что за человек? А может, он…

Шепота не стало слышно, видимо, Миня закрыл дверь.

— Вот так. Саша и Маша, — проговорил я. — А и впрямь я наследил.

В коридор быстро вышел Миня.

— Ты еще не разделся? Давай по-быстрому! Посидим-потолкуем, бутылочку уговорим…

— Наследил я, — глядя на коврик, на котором действительно появились грязные разводы, ответил я.

— Ладно тебе, — отмахнулся Миня, стаскивая с меня пальто. — А ты весь в иностранном. За границей побывал?

— Да нет. Дипломатический корпус ограбил.

В это время вышла Муза и, вероятно услышав мои слова, торопливо заговорила:

— Раздевайтесь, Толя. Сюда, пожалуйста.

— Червонца хватит? — вежливо обратился я к ней. — Наследил. Наймете старушку, она уберет. — Я вырвал из бумажника десятку, положил на подставку для обуви, в дверях обернулся: — Пока, Миня!

Миня выбежал следом, как был в махровом халате и тапочках, прыгнул в лифт, торопливо запихивая в мой карман десятку, говорил:

— Ты что, Толька? Ты что?

— Я-то ничего…

— Вернемся, Толя. Прошу тебя.

— Нет, — сказал я, подумал и добавил: — Можно посидеть во Внукове. Я лечу в Полярный.