Белые кони - [59]

В коридоре меня встретила Юлия.

— Толя, — робко позвала она.

— Ты идешь?

— Я не могу, — Юлия оглянулась на отца, возникшего на пороге, и повторила: — Не могу…

Она хотела еще что-то сказать, но, не дослушав, я рванул дверь, выскочил на площадку и, бухая окаменевшими каблуками о лестничные ступени, помчался вниз…

4

Домой я вернулся в третьем часу ночи. В комнате был один Вадим. Миня еще со вчерашнего дня завалился в какую-то компанию с какими-то Лидочками, Валечками, Ирочками. Веселый и общительный был он, Миня, бренчал на гитаре, пел — одним словом, был душой общества, всех этих Лидочек и Валечек любил, тратил на них зарплату и никогда их не путал. На тумбочке Вадима стояла початая бутылка шампанского и большой грудой лежали шоколадные конфеты.

— Давай, Толька, за Новый год, — предложил Вадим.

Я присел на край кровати, смотрел на Вадима, как он наливает шампанское, и вдруг подумал, что за полгода, прожитые рядом с ним, ни разу не поговорили по душам. По правде сказать, и времени не было. После работы Вадим уезжает в вечерний институт, где он учится на строительном факультете, возвращается поздно, когда мы уже спим, утром встает раньше всех, ведь он бригадир, он должен до нашего прихода принять смену, подготовить инструмент.

— Ты любил когда-нибудь, Вадим? — внезапно спросил я.

— Однажды на Тверском бульваре я встретил девушку, — не сразу ответил Вадим. — Она была в белом платье.

— И что?

— И все. Она смотрела на меня так, словно ждала, что я сделаю. Мне надо было взять ее за руку и увести. Мне кажется, что она была студентка, а может, выпускница десятого класса. У нее были длинные темные волосы и детские беспомощные глаза.

— Увел?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю, — помолчав, ответил Вадим. — Теперь я об этом жалею. С Новым годом тебя!

Я вдруг начал рассказывать Вадиму о Юлии, о нашей сегодняшней встрече, о Петре Ильиче, о разговоре с ним и о том, каким жалким я казался сам себе в его большом кабинете. Вадим не перебивал, крутил стакан в пальцах, слушал.

— А она, значит, не пошла? — спросил он, когда я умолк.

— Не пошла.

— Бывает.

— Ну ладно, он крупный инженер, светлая голова, у него кабинет с лепным потолком и много денег. Плевать я на него хотел! В его годы я, быть может, министром буду!

— Может, и будешь, — согласился Вадим. — А вообще-то… Если у вас настоящее, то все будет хорошо.

В этот момент из комнаты, где жил Серега Червонец с дружками, донесся звенящий женский крик, хриплый Серегин голос, что-то там упало, посуда какая-то. Крик повторился. Вадим встал и пошел к двери. Следом за ним в коридор вышел и я. Вадим громко постучал, и, видимо услышав стук, снова закричала женщина. Вадим саданул плечом дверь, крючок сорвался, и в глубине комнаты, заваленной пустыми бутылками, окурками и остатками еды, мы увидели спину Сереги. В углу, вжавшись в него, стояла бетонщица Люся. Люся Пусик, как звали ее на стройке, заплаканная, пьяная и испуганно-злая. Серега оглянулся:

— В чем дело?

— Прикройся, — обратился Вадим к Люсе, поднимая с полу платье и бросая его девушке.

— Я спрашиваю?! — повысил голос Серега.

— Заткнись, — сказал Вадим, соизволив наконец-то обратить на него внимание.

— Готова! — объявила Люся, накидывая на плечи пальто, сунула под нос Червонцу дулю и подхватила Вадима под руку. Будто и слез никаких не было, злобы и страха: из-под шапки-ушанки, небрежно брошенной на волосы, выглядывало улыбающееся девичье лицо. Чудеса, да и только!

Вадим прикрыл дверь.

— Смотри, бригадир! — пригрозил Серега. — Червонец ничего не забывает.

Вадим довел Люсю до выхода на улицу, поправил ей, шапку:

— Иди.

— Я хочу к тебе.

— Шагай, шагай.

Мы вернулись в свою комнату, беззлобно прислушиваясь к ругани Сереги, посмеивались, но настроение было испорчено. Серега загремел пустыми бутылками, потом с грохотом закрыл дверь, видать, куда-то ушел, скучно ему стало одному. А через четверть часа — мы уже укладывались спать — в дверь слабо постучали, не так, как могли бы возвестить о себе дружки Червонца, если бы ему удалось разыскать и собрать их в новогоднюю веселую ночь. Однако всякое можно было ожидать от Сереги, и потому на первый стук мы не откликнулись. Стук повторился, и за дверью послышался голос Люси:

— Это я, мальчики…

Вадим распахнул дверь и пропустил девушку в комнату.

— Холодно и темно. Я боюсь, — жалко проговорила Люся, помолчала, ожидая нашего ответа, и, не дождавшись, присела на табурет и вдруг попросила, глядя на Вадима: — Спасите меня, мальчики!

Когда я проснулся, Вадима в комнате не было. Укрытая полушубком, очень юная, совсем ребенок, обидчиво надув яркие губы, спала на Мининой кровати Люся Пусик. На табурете, рядом с ней, лежали аккуратно сложенные конфеты. Одна из них была наполовину развернута и надкушена. Стараясь не шуметь, я оделся и пошел в умывальник. В коридоре мне встретился Вадим с плотно набитой продуктами сеткой в руках.

— Что она?

— Спит.

Вернувшись из умывальника, я увидел, что Вадим, все еще не раздевшись, стоит над спящей Люсей и то ли усмехается, то ли улыбается, непонятно было.

— Жалко ее, — обернувшись ко мне и словно бы извиняясь, сказал он. — Она неплохая.