Белые флаги - [17]

– Сказали же тебе: уходи, пока красивый!

С минуту надзиратель и Тигран смотрели в глаза друг другу.

Потом надзиратель круто повернулся и вышел из камеры.

Камера облегченно вздохнула.

Ночью камера спит многоликим, тревожным сном. Люди стонут, бредят, плачут, смеются во сне. Мятежный, беспокойный дух витает ночью по камере…

Сегодня, утомленные впечатлениями дня, мы улеглись раньше обычного. И каждый из нас затаил в груди невысказанную грусть или радость от того странного, необыкновенного и незабываемого, что произошло сегодня у нас…

Вот уже два часа я лежу с открытыми глазами. Сон не идет. Я не свожу глаз с висящей под потолком мигающей лампочки. Лампочка напоминает мне вспугнутого на рассвете светлячка: ночь не ночь, день не день, и бедный светлячок беспомощно носится в воздухе, не зная, как быть – светить или погаснуть…

Я не сплю. Мне не спится.

Не спит лампочка под потолком. Ей бы очень хотелось уснуть, но нельзя. Она обязана бодрствовать.

И ещё не спит глазок в дверях камеры, единственный циклопический глаз, смотрящий не изнутри наружу, а наоборот – снаружи вовнутрь. Я чувствую, как он раскрывается периодически и смотрит, настойчиво всматривается в каждого из нас.

Спят все, кроме меня. Все? Нет, не все. Девдариани не должен спать. И хотя лежит он без движения, я готов поклясться – он не спит.

– Лимон? – позвал я тихо.

Он не ответил.

– Лимон! – повторил я. – Ты ведь не спишь?

– Что тебе? – откликнулся он.

– Не спится мне!

– Может, спеть тебе колыбельную?

– Лимон, а как звать тебя?

– Что, Лимон тебе не нравится?

– Нравится. Но ведь это не настоящее имя.

– Како моё имя. Акакий.

– Акакий – Како – Каки, – сказал я про себя.

– Что?

– Ничего. А почему – Лимон?

– В детстве меня звали Макакой. А Лимоном прозвали позже, на втором сроке… Желчь у меня разлилась, понимаешь? Пожелтел, как лимон.

– Ну, знаешь… Дыня тоже желтая!

– Да и характер у меня немного того… кислый.

– А-а…

– Успокоился теперь?

– Нет.

– Не вздумай только говорить, что желтым и кислым бывает огурец! предупредил Лимон.

Наступила долгая пауза.

– Лимон! – снова начал я.

– Ну, что ещё?

– Ты влюбился? – спросил я, и сердце моё затрепыхалось в ожидании ответа.

– Что-о-о?!

– Влюбился, говорю, в неё?

– В кого?

– Будто не знаешь!

– В кого же?

– В Нуну!

Лимон долго не отвечал.

– Ты, дорогой мой, – наконец заговорил он, – мало того, что зеленый, простофиля, да к тому же, оказывается, ещё и балбес!

– Ладно, ладно, поглядел бы ты на себя, когда ты её подхватил… А как стихи читал…

– Глупости!

– А плакал почему?!

– Ну, знаешь, у заключенного глаза на мокром месте…

– А я? Почему я заплакал?

– А ты разве не заключенный?

– Хорошо. Но ведь Нуну тоже плакала?

– Она всех нас жалеет одинаково…

– Лимон, ты любил когда-нибудь?

– Любил. С первого до третьего класса любил одну девочку. Нелли её звали… Когда учительница выстраивала нас парами, чтобы перейти улицу, мы всегда оказывались рядом…

– Потом?

– Потом ничего… Больше никого не любил. Не успеваю влюбляться часто меня сажают! – вздохнул Лимон.

– Значит, не любишь Нуну? – пристал я.

– Люблю! Ещё как! Только не Нуну. У моей возлюбленной нет имени! Нуну, Манану, Кетино, Жозефину, Тамар – всех я люблю, понимаешь? Я женщину люблю, понимаешь? Женщину и красоту!

У меня отлегло от сердца.

– А Нуну очень красивая, правда, Лимон?

– Нет.

– Как это нет?!

– А вот так. Я и ты – заключенные, узники. И мы изголодались по женщине. Поэтому эта фельдшерица и кажется нам красавицей. А на воле она казалась бы самой обыкновенной девушкой.

– Что ты, Лимон! Такой красивой девушки я ещё не встречал!

– Слушай, ты что, правда влюбился в неё?

– Ещё как! – выпалил я и почувствовал, что краска залила моё лицо.

– Ва-а-а, значит, любит! – проговорил про себя Лимон.

– Люблю, Лимон, люблю! – подтвердил я.

– Снится?

– Как же она приснится, если я не сплю ночи напролет!

– Значит, не снится?

– Я видения вижу… Когда вы спите, я вижу, как она входит в камеру… То появится, то исчезнет…

Девдариани громко рассмеялся.

– Ты что? – удивился я.

– Вот теперь я верю, что ты не убийца.

– Почему?

– Потому что убийцы ночью видят мертвецов, а не женщин!

– А ты почем знаешь?

– Знаю…

– Откуда?

– Утром спроси у Тиграна. Он объяснит… А теперь – спать! – Лимон отвернулся к стене.

Прошло немало времени, а я так и не смог уснуть.

– Лимон! – позвал я.

– Ты что, ещё не спишь, парень? Все носишься со своей Нуну?

– Да, Лимон, все с ней!

– Счастливый ты человек!

– Лимон, знаешь, по-моему, самое великое из всего, что создано на свете, – женщина!

– Может быть! – ответил Лимон после длительного раздумья.

– Самое великое из всего, что создано, – это азбука, знамя и гимн, ибо в них истоки свободы! – услышали мы вдруг голос Исидора.

Я вздрогнул.

– Вы тоже не спите, дядя Исидор? – спросил Девдариани.

– Нет.

– Почему?

– Убитый мерещится…

– Шутите, дядя Исидор!

– Нет, не шучу… Ещё несколько ночей, и я, наверное, не выдержу, умру!

– Что вы, дядя Исидор, до смерти ещё долгий путь! – успокоил его Лимон.

– Самый долгий путь тот, по которому идут и не возвращаются. Понял?

– Не понял…

– Жаль…

Исидор умолк. Молчали и мы. Тишина воцарилась в камере…

…Потом вновь явилось Солнце. Сегодня Светило было столь велико, что не смогло протиснуться сквозь решетку нашего окна. Оно, словно руку, протянуло свой луч, обняло меня, приподняло с нар и увело с собой…