Белорусские поэты - [26]

«Куда, отколь дорога эта?» —

Спросил я хлопчика тотчас.

«Дорога эта с того света,

Ведет же прямо на Парнас».

Малец, сказав такое слово,

На крыльях шибко полетел,

Дорогу ж показать толково,

Заторопившись, не хотел.

5

Тут я задумался немного:

«Что это за Парнас такой?»

И напрямик пошел дорогой,

Запасшись толстою клюкой.

Прошел верст девять той дорогой,

Вдруг вижу я — гора стоит;

Под той горой народу много,

Как будто ярмарка кипит.

Прошел поближе — что за лихо:

Народ всё чистый, господа!

Кто голову сломя, кто тихо,

Все лезут на́ гору. Беда!

 Как в синагоге, крик несется,

Готов один другого съесть,

Кто побойчей — вперед суется,

Чтоб на гору всех раньше взлезть.

6

И все с собою тащат книжки,

Аж пот с иных ручьями льет,

Тот, рукописи взяв под мышки,

Сильнее всех в толпе орет:

«Полегче, братцы! Не душите

Вы фельетон мой и „Пчелу“,

А самого меня пустите

И не держите за полу!

Не то я прикажу газетам

Облаять вас на целый свет,

Как Гоголя запрошлым летом,—

Ведь я ж редактор всех газет!»

Смотрю и вижу: это сивый,

Короткий, толстый, как кабан,

Плюгавый, дюже некрасивый,

Кричит, как ошалелый, пан.

Мешок его, на плечи вздетый,

Полным-полнёхонько набит,

Он тащит книжки да газеты, —

Как коробейник он на вид!

Товарищ рядом с ним идет,

Тащить он книжки помогает,

А сам грамматику несет,

Что в наших бурсах изучают.

7

Все что-то разом зашумели,

Народ раздался в два конца,

И, словно птицы, пролетели

Четыре добрых молодца.

Вид был у этих не таковский:

Сам Пушкин, Лермонтов, Жуковский

И Гоголь быстро мимо нас

Прошли, как павы, на Парнас.

Ну, словом, много тут народу

Взлезть норовило на Парнас,

Немало и панов и сброду,

Как и на свете здесь у нас.

Промеж людей и я толкался,

Чтобы протискаться силком.

Вот наконец-таки пробрался

И лезу в гору прямиком.

8

Долез. Гляжу: двор с хатой новой —

Обыкновенный панский двор.

Кругом его забор еловый,

Надежный, не пролезет вор!

А на дворе том свиньи ходят,

Бараны, козы бродят, спят.

И боги, знать, хозяйство водят,

Раз держат столько поросят.

Мальцы парнасские швыряют,

В орлянку дуясь, медяки,

А если деньги проиграют,

Так лупят просто на щелчки.

Полез к богам я в дверь той хаты…

И — охти мне! — ни дать ни взять,

Толкутся боги, как солдаты

В казарме, — и не сосчитать!

9

Тарасу черт-те что сдается.

Он словно в кабаке сидит:

Кто трубку курит, кто смеется,

Кто песню про себя бурчит.

Глядит: на лавочке тачают

Швецы богиням башмачки,

Богини у корыт — стирают

Богам рубахи и портки.

Сатурн, тот, лыки размочивши,

Усердно лапти подплетал:

Немало по́ свету бродивши,

Лаптей он уйму истоптал.

Старик Нептун развесил сети,

Шесты готовит для острог;

При нем его, как видно, дети —

Дырявый чинят неводок.

10

Вот Марс дерется с Геркулесом,

А Геркулес, что твой медведь,

В утеху старому Зевесу

Ловчится — как бы Марса взгреть.

Зевес же, не слезая с печи,

Кафтан под голову подмял

И, грея старческие плечи,

Всё что-то в бороде искал.

У зеркала знай вертит задом

И мажет маслом волоса

Да нос белит себе помадой

Венера — девица-краса.

Амур, тот с девками балует,

Да так, что просто смех берет:

То он украдкой поцелует,

То с головы платок сдерет,

То вдруг на гуслях заиграет,

То нимфам песню запоет,

То глазом этак поморгает,

Как будто он кого зовет.

11

Вот затряслася вся гора:

Зевес на печке шевельнулся,

Зевнул, и смачно потянулся,

И гаркнул: «Есть давно пора!»

Пригожая девчина Геба

Горелки в чарки налила

И, каравай пудовый хлеба

Принесши, — бряк середь стола!

Вот со всего собрались неба,

Как тараканы возле хлеба,

Уселись боги вкруг стола,

И лакомые яства Геба

Таскать из печи начала.

12

Сначала подала капусту,

Потом со шкварками кулеш,

Крупеню, сваренную густо,

На молоке, — бери да ешь!

Кисель со сливками студеный;

Из каши сало аж текло,

Да и гусятины пряженой

Изрядно каждому пошло.

Как принесла она колбасы,

Блинов овсяных в решете,—

Так захотелось есть Тарасу,

Что забурчало в животе.

Тянуть горелку боги стали,

Из бочки в чарки так и льют;

Подвыпив, песни заорали,—

Все, словно в кабаке, поют.

Такие Бахус пел припевки,

Что невозможно повторить;

И даже застыдились девки —

Такое стал он разводить.

Зевес так сильно нахлестался,

Что носом землю чуть не рыл,

Глаза прищурил, и качался,

И словно что-то говорил.

Хоть не мое то, правда, дело,

Любил — тут нечего скрывать —

Он грешное потешить тело

И на досуге погулять.

13

Но от стола всё ж боги встали,

Когда наелись, напились.

Тут вдруг на дудке заиграли;

Плясать богини принялись.

Платочек в руку взяв, Венера

Пошла «метелицу» плясать.

Статна, осаниста, — примера

Такой красы не подыскать.

Пышна, румяна, круглолица,

Глаза — быстрее колеса;

Как жар, пылает исподница,

Вся в лентах толстая коса.

Хвативши чарочку горелки,

Амур совсем повеселел, —

Играть он начал на сопелке

И девкам стройно песни пел.

Нептун с пригоженькой наядой

Пошел вприсядку казака;

Как видно, у седого гада

Кровь, как у мо́лодца, жарка.

А старый хрен Юпитер с Вестой

Пошел отплясывать — да как!

Ну впрямь жених перед невестой, —

Заткнувши руки за кушак.

А тут и Марс вошел в охоту,

Сапог он, видно, не щадил:

Он с нимфами плясал до поту,

Играл, смеялся и дурил.

И каждый бог так расплясался,

Что невозможно удержать,

А кто горелки нахлебался,

Того под лавку клали спать.

14

Как заиграл дударь плясуху,

Тут наш Тарас не утерпел

И с лавки он, что было духу,