Белоэмигранты и Вторая мировая война - [16]

Наиболее яркий пример возвращения из эмиграции связан с именем бывшего генерала Русской армии Я.А. Слащова, который с группой сослуживцев добровольно вернулся в Советскую Россию в ноябре 1921 года. По инициативе Троцкого и Уншлихта, рассмотренной и утвержденной на заседании Политбюро ЦК РКП(б), Слащов и сопровождавшие его лица подписали воззвание к белогвардейцам, находящимся за границей: «Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ… Вас пугают тем, что возвращающихся белых подвергают различным репрессиям. Я поехал, проверил и убедился, что прошлое забыто. Со мной приехали генерал Мильковский, полковник Гильбих, несколько офицеров и моя жена. И теперь, как один из бывших высших начальников добровольческой армии, командую вам: „За мной!“…»[86]

Этот призыв носил провокационный характер и стал в руках большевиков инструментом борьбы против белой эмиграции. Большевики уже нарушили обещание амнистии белогвардейцам, которые сложат оружие в Крыму. Участь тех, кто последовал призыву Слащова, отражена, в частности, в письме казаков, находящихся в Югославии, руководителю Российского общества Красного Креста в Женеве Ю.И. Лодыженскому: «Возвращающиеся в Советскую Россию казаки подвергаются ужасным репрессиям, расстрелу и ссылке в концентрационные лагери, в коих гибнут массами. Гарантии большевиков — ложь…»[87]

5 апреля 1921 г. в Москве было составлено «Обращение Советского правительства к руководителям Советов, правительствам зарубежных стран, редакциям газет в связи с возвращением на Родину репатриантов из Константинополя»: «…Большинство беженцев состоит из казаков, мобилизованных крестьян, мелких служащих. Всем им возвращение в Россию больше не возбраняется, они могут вернуться, они будут прощены, а после возвращения в Россию они не подвергнутся репрессиям»[88]. В тот же день появился другой документ: «Российская Коммунистическая Партия (большевиков). Центральный Комитет. № 847. Москва, 5 апреля 1921 г. Товарищу Дзержинскому. Выписка из протокола заседания Политбюро ЦК РКП. Слушали: О возвращении в РСФСР врангелевцев. Постановили: Подтвердить постановление Политбюро о недопущении в РСФСР врангелевцев. Исполнение возложить на тов. Дзержинского. Секретарь ЦК В. Молотов»[89].

В СССР Слащов возобновил карьеру — преподавал тактику в школе комсостава «Выстрел». 11 января 1929 года он был убит, по официальной версии — из личной мести за расстрелянного во время Гражданской войны брата. Но по времени убийство Слащова совпадает с началом очередной волны репрессий, направленных против бывших офицеров белых армий. Трагично сложилась и судьба лиц из ближайшего окружения Слащова, которые вернулись вместе с ним. В 1931 году были расстреляны полковник Гильбих и капитан Войнаховский, во второй половине 1930-х годов — полковник Баткин и начальник личного конвоя Слащова полковник Мезернецкий. Участь жены Слащова и генерала Мильковского не известна[90].

В 1925–1927 годах ОГПУ осуществляло операцию «Трест». Ее целью было скомпрометировать в глазах международной общественности руководителей белой эмиграции, а также заманить на советскую территорию и уничтожить эмигрантских активистов. Одну из ключевых ролей в этой операции сыграл бывший генерал Русской императорской армии, перешедший на службу в РККА, Н.М. Потапов.

К похищению в 1937 году руководителя РОВС генерал-лейтенанта Е.К. Миллера были непосредственно причастны белоэмигрант генерал-майор Н.В. Скоблин и его жена Н.В. Плевицкая. Скоблин был завербован советской разведкой в 1930 году, получил персональную амнистию и в течение семи лет являлся платным агентом. Участвуя в похищении Миллера, Скоблин рассчитывал занять пост председателя РОВС, но был разоблачен. После того как в штаб-квартире РОВС ему было предъявлено неопровержимое доказательство его причастности к похищению, Скоблин скрылся бегством. Плевицкая предстала перед французским судом и была приговорена к длительному сроку тюремного заключения. И ноября 1937 года, через неполных два месяца после похищения Миллера, Скоблин написал письмо в НКВД: «Пользуясь случаем, посылаю Вам письмо и прошу принять хотя и запоздалое, но самое сердечное поздравление с юбилейным праздником 20-летия нашего Советского Союза… Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе… Сейчас я тверд, силен и спокоен и тихо верю, что Товарищ Сталин не бросит человека…»[91]

В 1937 году в СССР вернулся бывший военный атташе во Франции генерал А.А. Игнатьев. В 1917 году в его распоряжении находилось свыше 50 миллионов франков, принадлежавших российской казне. Игнатьев сдал эти деньги большевистскому представителю Красину. Несмотря на то что этот поступок был беспрецедентным для российской дипломатии, он не был оценен большевиками как достаточное доказательство лояльности Игнатьева. Оставаясь во Франции, он доказывал свою преданность новому режиму еще в течение 20 лет, работая советским торговым представителем. «Нельзя жить без мечты, — вспоминает Игнатьев, — и с минуты передачи мною всех дел товарищу Красину мечтой моей жизни было возвращение в ряды Красной армии. С детских лет воспитали меня на военных уставах, и военная выучка во всех делах меня выручала. Неужели же не найдется для меня работы по старой моей специальности?»